Колебания вместе с линией партии. За что пострадал бюст Гениюш
Исчезновение скромного памятника Ларисе Гениюш в Зельве, ставшего очередной жертвой черносотенского доноса, впечатлило многих не меньше, чем каждодневные сводки о задержаниях. Дальше всех, пожалуй, пошел политолог Павел Усов, безапелляционно заявивший, что это культурная ядерная война, начатая еще в 1995-ом, и ее цель – “татальнае вынішчэнне ўсяго беларускага”.
Однако такая целеустремленность подразумевает как минимум некое последовательное и осознанное отношение к беларусской истории и культуре – пусть себе, и резко негативное. Или на примитивном уровне «свой-чужой».
Но если с современниками все просто (контрольный вопрос «За кого голосовал?» сразу позволяет понять, хороший ты поэт или нет), то с теми деятелями, кто не смог поучаствовать в акции “За Беларусь” по самой уважительной причине, неизменно возникают сложности.
Инфоказакам не понять
Отношение к Ларисе Гениюш в БССР, а затем и независимой Беларуси столь же полно коллизий, как и ее судьба. Но со всей ответственностью можно утверждать: хуже, чем теперь, было только при Сталине.
Большую часть сознательной жизни поэтессе довелось прожить в государстве, которое она все душой ненавидела: антисоветчицей ее называли не зря. Впрочем, такое чувство вполне объяснимо: это государство в 1939-ом раскулачило ее родителей (отца расстреляли, мать умерла в ссылке), а затем пыталось свести в могилу и ее саму вместе с мужем. У Гениюш просто не появилось ни единого повода его полюбить.
Именно эту нелюбовь, по сути, ей и вменили. Совершенно очевидно, что обвинения в пособничестве нацистам высосаны из пальца. Сотрудничала она с ними не больше, чем любой другой общественный деятель, оказавшийся на оккупированной территории. И нет ни одного достойного внимания свидетельства, что поэтесса когда-либо разделяла их взгляды.
То, что Гениюш до конца не реабилитировали в 1956-ом, совершенно закономерно. Однако почему отрицательное решение было принято и в наше время, когда антисоветчина уже вроде бы преступлением не считалась? Вот первый из множества вопросов, на которые внятный ответ не сыскать.
Впрочем, реабилитация все равно имеет только символическое значение. Назначенный им срок Гениюши отмотали, после чего относительно спокойно доживали свой век в Зельве. Их деревянная хата стала местом паломничества сомнительных интеллигентишек вроде Короткевича и Мальдиса – что, конечно, не могло не привлекать внимания чекистов.
Это объяснимо, но одновременно творились и настоящие чудеса. Убежденная диссидентка, отказавшаяся принять гражданство СССР, начала печататься в этой без преувеличения тоталитарной стране еще в 1967-ом! Оттепель как раз закончилась, гайки снова закручивают – и тем не менее… Кстати, муж поэтессы Янка в это время продолжал себе работать в районной больнице.
В те времена, когда волчий билет можно получить только за то, что ты подписался за неугодного кандидата, это кажется чем-то невероятным.
Тут впору задать вопрос: кто же пропихнул в печать сборник стихов «нацистской мрази», как называет Гениюш одна инфоказачка? Кого следует наказать вместе с нерадивыми чиновниками из Зельвы, которые за столько лет так и не удосужились раскрошить бюст поэтессы кувалдой?
Сложно поверить, но это убежденный коммунист Максим Танк – на то время, кстати, председатель Верховного Совета БССР. Неужели он тоже втайне симпатизировал нацистам? Или помогал просто потому, что стихи талантливые? Ну, да инфоказакам этого не понять.
Все дело в тонких излучениях
Разумеется, в пору разгула демократии ситуация изменилась. Утверждать, будто книгами Гениюш в начале 90-ых были завалены все книжные полки, никак не приходится. Но самое главное, что они выходили, и теперь уже без цензуры.
Это было время перекраивания культурного канона – и в особенности в истории литературы. Некоторых советских классиков, которым я с удовольствием пририсовывал усики в учебнике, с Олимпа «попросили», некоторых – подвинули… Зато из спецхранов возвращались все новые имена.
Оживленные споры о том, каким должен быть этот новый канон (или, вернее, учебник литературы), не угасали годами. Кто-то решительно отвергал все советское, кто-то настаивал на том, что ревизия должна быть куда более осмотрительной…
Что примечательно, Гениюш любили и уважали все. Насчет нее сомнений не возникало вообще ни у кого – ведь для того, чтобы оценить ее литературный талант, достаточно просто уметь читать.
Ситуация не изменилась даже после того, как страна взяла курс на стабильность. В 1996 году «Беларусьфильм» выпустил про Гениюш неплохой байопик «Птицы без гнезд». Преимущественно он на русском, что, конечно же, режет слух. Но есть одно оправдание: и режиссер и сценарист фильма про «оголтелую националистку» родом из России.
Как Виталий Дудин и Евгений Григорьев взялись такое снимать? Почему под этим подписались выдающиеся беларусские актеры Геннадий Гарбук, Павел Кормунин, Николай Кириченко и другие? Кто, в конце концов, выделил государственные деньги?
Тут явно дело в тонких излучениях. Ведь как иначе можно увидеть в судьбе Гениюш просто историю мужественной и принципиальной женщины, чей патриотизм стоил ей многого? И при этом не разглядеть в этой истории никакого фашизма!
Актуализация поневоле
В прежние годы фамилию «Гениюш» чиновники обычно произносили этаким полушепотом. Как бы с уважением, но… вы же понимаете!
Если бы гость из Китая попросил их охарактеризовать отношение к этой поэтессе в независимой Республике Беларусь, он бы услышал что-то очень невнятное, противоречивое, но при это компромиссное.
Ну да не только к ней. Какое у нас нынче отношение к Речи Посполитой и ее разделам? К войнам с Московией? А к репрессиям?
Или к тем же черносотенцам? При Советах их взгляды отвергались вчистую. А как этим взглядам относятся теперь – в суверенной Беларуси? И почему носителей таких взглядов иногда называют патриотами? Неужели только потому, что они за Лукашенко?
Советский Союз исчез уже более 30 лет назад, но выработать более-менее определенное отношение ко всему, что не вписывается в советскую историческую парадигму, официальные идеологи так и не удосужились.
Вот и с Гениюш… Говорить о том, что эта фигура не соответствует генеральной линии партии – значит признавать, что такая линия существует.
Очень часто те же чиновники на местах просят: вы нам четко проясните линию партии, а мы будем неуклонно ей следовать. Кого сейчас можно, кого нельзя… Но те, кто сверху, обходятся без конкретики, только наказывают бдеть в оба. Потому что и сами толком не знают.
В общем, и разрабатывать эту линию большого смысла нет. Все может кардинально изменить очередной спич того, кто является главным вершителем нашей истории, не говоря уж про настоящее. А он, как известно, склонен давать волю импровизации.
Посему ничего не остается, как только постоянно колебаться вместе с линией партии.
Вот и бюст, я уверен, не уничтожили. Его просто припрятали, убрали с глаз долой. И если линия по каким бы то ни было причинам вдруг сделает неожиданный пируэт, все можно будет вернуть на место.
…Утешает лишь то, что самой Гениюш это явно на пользу. В любой более… определившейся стране она давно заняла бы место в учебнике, и новые поколения двоечников уже пририсовывали бы ей усы, а детвора поменьше занималась паркуром на памятниках. Теперь же имя Гениюш вновь на слуху, ее стихи по-прежнему будоражат умы. Что может быть лучше для поэта, чем такая актуализация?
Да, ее пропитанные патетикой и болью патриотические стихи 80-летней давности действительно не утратили злободневности. Но это как раз-таки и не радует.