«ВРЕМЯ ПОЛИТИКИ В БЕЛАРУСИ ПОКА НЕ ПРИШЛО»

Зачем ему политика

— Я не считаю политику грязным делом, — говорит Виталий.— Это благородное занятие. Политика помогает обществу построить систему, при которой все могут хорошо жить. Другой вопрос, что на практике получается как раз наоборот. Эта несправедливость и привела меня в политику. Я видел, как демократические объединения, независимые от власти, давят, душат, уничтожают….

После колледжа я работал в колхозе «Победа». Хозяйство было в плачевном состоянии, и мы называли его «Беда».

Потом я возглавил сельский дом культуры. Районное начальство, видя мою активную гражданскую позицию, вызывало меня на ковер и предупреждало: «Ты смотри, не иди в БНФ!» Они думали, что вступлю в партию, потому что я всегда на белорусской мове говорил.

Естественно, я пошел в БНФ. Я знал, что там есть серьезные люди, которые разговаривают на белорусском языке, и среди них есть известные поэты, писатели. Для меня это было как таинство, высшая степень общественной реализации, крутости. Я довольно активно начал работу и даже был заместителем председателя областной организации. Но потом с партией у меня не сложилось, и я оставил свое членство. Хотя считаю партию БНФ уникальной в своем роде.

Почему лучше быть лидером не из оппозиции

— Когда я баллотировался в первый раз, люди со мной не здоровались. Между собой говорили: «Харошы хлопец, ды звязаўся з гэтай апазіцыяй!» У нас ведь как? Посмотрят какой-нибудь сюжет в «Контурах» или в другой пропагандистской передаче и сразу выводы делают: «Вот страшная партия, деньги мешками таскают». Поэтому мне проще быть самому по себе. Я понимаю, что свобода, особенно политическая, дается нелегко. Многим нужно жертвовать, команду формировать надо свою. Никто тебе партийных активистов не подключит, и юристы не будут тебе помогать. А с другой стороны, это так классно — быть независимым! Ты свободен в принятии решений, сам отвечаешь за свои слова, говоришь то, что ты действительно считаешь нужным, а не озвучиваешь позицию партии.

«На первых выборах я увидел, как люди врут»

— Мне было 19, когда я решил выдвинуться в местный Совет. Мы с ребятами обошли все квартиры в районе Лунинца, где жили молодые семьи. Тогда власть в нашем районе впервые ощутила, что появилась конкуренция. Обычно по округу баллотировался один человек.

Им впервые пришлось сфальсифицировать выборы.

Я тогда наивно верил в справедливость. Слово, данное председателем комиссии, было авторитетным. Я впервые увидел, как люди врут. У меня тогда ломались многие стереотипы и появилось осознание того, что за свои взгляды и права нужно сражаться.

Как за 15 минут стал здоровым человеком

— Парламентские выборы 2008 года сделали мне имя в регионе. Кандидатом от власти была заведующая поликлиникой. Можете себе представить: как только я зарегистрировал инициативную группу, меня тут же забрали в армию!

Мне позвонили и попросили прийти в военкомат. Я, вместо того, чтобы потянуть время, явился, потому что был уверен: мне дадут военный билет и отпустят на все стороны. На тот момент я в течение пяти лет был не годен к службе в армии из-за проблем с сердцем.

Комиссар с помощниками провели меня по кабинетам врачей, и за 15 минут я стал абсолютно здоровым человеком… Лишь одна доктор отказалась подписать «годен к службе», сказав, что не пойдет на нарушение закона. Был скандал. Прибежала главврач, наорала на нее. Надо отдать должное мужеству врача, которая стояла на своем: «Не подпишу. Не хочу, чтобы человек умер во время службы или что-то с ним случилось, и я за это отвечала». Вместо нее подпись поставила главврач. Я думал, повестку мне вручат через несколько дней, а за это время я успею собрать тысячу подписей и стану кандидатом. Случаются ведь чудеса: выиграю выборы, армия подождет.

Но все оказалось по-другому. На выходе из кабинета мне вручается повестка, утром следующего дня я убываю в воинскую часть. Наверное, это был самый быстрый призыв в истории Беларуси!

Чтобы сопроводить меня в армию, за мной приехал целый майор — кандидат в мастера спорта по боксу.

Когда инициативная группа, с папками, готовая к сбору подписей, пришла меня провожать, майор спросил: «Где пьяные? Где баян?».

Ему сказали, что я уклоняюсь от службы и меня надо попрессовать, показать кузькину мать. Сначала он сокрушался, что не взял с собой наручники, и боялся, что я выпрыгну в окно по дороге. Его предупредили, что в туалет надо выходить вместе с призывником, так как возможны попытки к бегству.

В воинской части меня попросили снять майку и показать спину. Зачем, удивился я.

«Это правда, что у тебя золотые купола выбиты?» — «Нет. А с чего вы взяли, что они там есть?» — «Ну, ты же из оппозиции. А вы там все по тюрьмам сидевшие. Наверняка, и ты уже не один срок отмотал. Два срока — два купола».

Как подполковник контрразведки предложил дружбу

— Я думал, что деды будут меня избивать, заставят чистить уборные зубными щетками. Был готов, что в случае чего буду драться. Но оказалось, что меня боятся больше, чем я их. Мне было 25, а старослужащим — по 19.

В армии я быстро завоевал авторитет. Служить мне понравилось. Можно было пойти на конфликт, мол, служу я незаконно. Но офицеры ни в чем не виноваты. Тысячам солдат «повезло» так же, как и мне, и они служат.

Я постарался здоровье свое сберечь, хотя один раз упал в обморок, когда организм перестраивался. В целом, регулярное питание, пусть и в форме сечки и жидких макарон, отсутствие стресса в таком количестве, как дома, пошло мне на пользу. Я даже поправился.

Время в армии я потратил с пользой. Разговаривал с офицерами о политике, о том, что происходит в стране. Из контрразведки дважды приезжали наводить справки обо мне. Лично подполковник расспрашивал всех офицеров, не веду ли я подпольную агитацию, не занимаюсь ли раздачей листовок пропагандистского характера.

В конце службы меня вызвал на беседу подполковник контрразведки. Он сказал, что внимательно следил за мной и знает обо мне больше, чем я сам. Предложил дружить: «Ты будешь нам помогать, а мы — тебе». Я сказал, чтобы он не тратил время. Я никогда не буду ни агентом, ни стукачом. С тех пор меня больше вербовать не пытались.

…А кандидатом в депутаты я все же стал. Ермошина, очевидно, решив покрасоваться перед международными наблюдателями, разрешила. Это был первый случай на постсоветском пространстве, когда солдат баллотировался в парламент.

Так хотелось, чтобы после разгона Площади пришли сто тысяч человек…

— Во время президентской кампании 2006-го я возглавил штаб Милинкевича в Лунинце. У меня была работа в госструктуре: директор сельского Дома культуры. А после выборов мне прямо сказали: из КГБ пришел приказ тебя уволить. Как признался начальник отдела культуры, его предупредили: «Не уволишь его — уволят тебя». Он показал мне папки документов с тремя вариантами моего увольнения: пьянство на рабочем месте, прогул и заявление об уходе по соглашению сторон. Я выбрал третье.

После выборов я полгода находился в страшной депрессии. То, что я пережил вместе со всеми на Площади, — это святые моменты. Но потом были тяжелые разочарования. Не потому, что всех посадили, разогнали, а потому, что общество после этого затихло, как будто и не было ничего. А так хотелось, чтобы после разгона Площади пришли сто тысяч человек, а на следующий день еще двести тысяч. А не пришли…

Сидел я в деревне. Не на что было в магазин сходить. Хорошо, хоть своя еда была. Потом нашел работу в другом районе.

Сейчас я пытаюсь делать собственный бизнес. Не буду всех секретов раскрывать. А еще я собираюсь создать семью и нарожать детей. Чтобы научиться отвечать за страну, надо начинать с семьи.

Не ходят строем на досрочное голосование

— В последней кампании по официальным данным я выиграл выборы в родном Кажан-Городке.

У меня на родине члены избиркома поняли, что загнать людей досрочно на выборы не получится. Мы обратились к людям, чтобы они приходили в день выборов.

Я сам отсидел на участке от звонка до звонка. Бывало, приходили голосовать несовершеннолетние дети членов комиссии. Благо я быстро пресекал эти нарушения. Мы грозили избиркому прокуратурой, и они осознали, что без конфликта не получится сфальсифицировать выборы.

Жалко, нельзя было снять на видео происходившее в день голосования. Помню, бабулька сгорбленная подходит к членам комиссии: «Ой, а куды та мне галасаваць? Я сляпая ды не бачу. За каго гэта правильна паставиць галачку?» Члены комиссии косятся на нас и тычут ей графу, явно не за меня. Бабка благодарит: «Добра, што падказали, а то б я не разабралась». Пошла бабка в кабинку, что-то написала, бросила в урну, проходит мимо нас и, хитро прищурив глаз, говорит: «Бабка не дурная, бабка ведае, за каго галасаваць».

Понимаешь, у нее остался страх, что вот сидит комиссия: надо, как при Сталине, показать дурочку. Бабулька надеялась, что она мне этим поможет. Это больше, чем просто голос.

… Я понял, что можно участвовать в выборах без внешней поддержки. Например, я продал свой автомобиль. Но повторю, много денег для кампании не требуется. Нужна хорошая команда и вера в победу.

Как изменились «солдаты» Ермошиной

— За эти годы система избиркомов стала работать слаженнее. Появились уже отработанные механизмы. На моих первых выборах нарушение закона для многих было шоком: члены комиссий отказывались подписывать протоколы, которые были незаконными. Чем дальше — тем проще все становилось. На последних выборах председатель группировал у себя все данные, выдавал результаты, а члены комиссии не имели доступа ко всем бюллетеням.

Я же за это время кроме узнаваемости получил рейтинг позитивного доверия. Люди стали уважать мою позицию, увидев, что я, трижды приняв участие в выборах, не сломался, а после четвертого стал еще крепче.

Встречаю представителей власти, которые сочувственно говорят мне: «Ну, что? Ты уже больше не будешь участвовать? Получил уже по шапке?». Я отвечаю: «Да вы что! Я только вошел во вкус! Это была репетиция». Для них это шок.

На днях ко мне подошел один из успешных лунинецких бизнесменов и сказал: «Респект тебе и уважуха за то, что ты не сдаешься».

Сколько ни сажай директоров, они крали, крадут и будут красть

— Я сражаюсь не против власти и местных органов, не против Лукашенко. Я за здравый смысл и за эффективную экономику.

Идет информационная война: вот они — продажная оппозиция, а вот мы — честная власть, которая отстаивает интересы народа. И наоборот. Я себя постарался вынести за скобки этой борьбы. Я сражаюсь за свободу, правду и справедливость на своем маленьком участке — в своем районе.

Я пришел к выводу, что время политики в Беларуси пока не пришло. Наше общество, наши бедные белорусы еще не знают, что такое свобода, что такое правда. Эти ценности уничтожили еще с советских времен, чтобы все понимали: «закон як дышла, куды павернеш — туды и вышла», «мы все равны, но есть равнее». Это вбили людям в головы. Это как болезнь, которая тяжело лечится.

Но не все так плохо. Достаточно 1—2 % белорусов активно заняться отстаиванием свободы, и это — как вирус… Свобода — она заразна. И когда человек однажды станет свободным, его уже не загонишь в клетку. Он даже в тюрьме будет свободным. Ошибка власти в том, что она пытается искусственно подавить протестные процессы. Они не понимают: сколько ни спускай сверху планов, сколько ни сажай директоров — крали, крадут и будут красть.

Придет время, и Беларуси будут нужны политики нового поколения. С европейским опытом. Которые понимают не как бюджет раздербанить, а как эффективно обеспечить работу. Политики, которые будут иметь полномочия, а не ждать указки сверху. Придет время, и я понадоблюсь своей стране.

В исполкомах сидят тетечки, которые целый день пьют кофе и болтают с подругами по телефону

Нынешняя власть не готова к выборам, честной борьбе. Потому что в такой борьбе она проиграет. И этого она боится.

Когда я захожу в квартиры и говорю: «Здравствуйте, я хочу стать вашим депутатом», — люди удивляются: «Как? Вы сами пришли ко мне в квартиру?» Власть отдалилась от народа, и это ее проблема.

Типичный образ чиновницы райисполкома — это тетечка, которая сидит в кабинете и целый день пьет кофе и болтает с подругами по телефону, обсуждая глобальные проблемы: «ци ўзышли памидоры?», «а як здароўечка?», «чыя дочка купила кварциру». И она абсолютно убеждена, что это работа. И говорит мне эта тетя: «Многия нас не панимаюць. Эта ж так цяжало». Я говорю: «Конечно, тяжело. Я бы не высидел целый день на одном месте — языком молотить». Приходишь к ним с инициативой, а они: «А як это? Мы такога не рабили!»

Такое болото… Самое страшное, люди убеждены, что это нормально. А это ненормально! В Польше органы местного самоуправления работают в офисах в четыре раза меньше. Я посмотрел: они там вкалывают, как папа Карло. Как наша продукция, так и система власти не выдерживают конкуренции. Они устарели. Перемены — просто вопрос времени. Эта система существует благодаря наркотику — нефти и газу дешевым. Но это еще хуже. Наркоману потом тяжело с иглы слезть.

Татьяна ГУСЕВА, «Салідарнасць»