«МАТЬ НЕ ХОЧЕТ МЕНЯТЬ СОВЕТСКИЙ ПАСПОРТ!»

В районных администрациях — ажиотаж и очереди: количество желающих приватизировать квартиры увеличивается в геометрической прогрессии. Но далеко не все подадут документы. Проблема даже не в деньгах, а в жизненных обстоятельствах. Указ о переводе неприватизированного жилья в коммерческое эти люди воспринимают как личную трагедию: через год после его подписания они навсегда станут нанимателями и лишатся квартир, в которых прожили всю свою жизнь.

Что вам мешает приватизировать квартиру? — задали мы вопрос нашим читателям и получили десятки писем.

«Мне жалко вкладывать силы и деньги, если дом снесут через год или два»

Ольга Максимова живет в минской квартире по улице Челюскинцев. Этот двухэтажный домик на 24 квартиры в 1949 году строили еще пленные немцы.

Высокие потолки, маленькие окна и общая площадь — всего 42 квадратных метра. Квартиру нужно не только приватизировать, но и ремонтировать, но ее жильцы ни к первому, ни ко второму по объективным причинам приступить не могли.

— Наш дом должны были уже давно снести, — комментирует ситуацию Ольга Максимова. — Последний раз письмо из ЖРЭО пришло в 2010 году, где даже указали примерное время сноса — конец 2010-го — начало 2011 года. Мы собрали все вещи, сложили в коробки книги, которые до сих пор в таком состоянии стоят на шкафу, и стали ждать. Потом даже стали покупать мебель уже в новую квартиру, которую нам обещали взамен, но время шло, а ничего не происходило. Мы так устали от этого, что в этом году сами пошли в ЖРЭО, где нам объявили: в ближайшее время сноса не будет.

Когда конкретно двухэтажные дома по Челюскинцев сровняют с землей — чиновники сказать точно не могут, они только разводят руками: ждите. На сегодняшний день очевидно лишь одно: Минску эти дома не нужны, рано или поздно их все-таки снесут.

— Только когда? — задает уже почти риторический вопрос Ольга. — Проблема в том, что никто не отвечает за свои слова. Если бы нам конкретно сказали, что в течение 10 лет дома не будут трогать, мы бы приватизировали и сделали ремонт. Я хочу заменить окна, положить плитку вместо той, что лежит еще со времен Советского Союза, поклеить хорошие обои — и жить комфортно. Но мне жалко вкладывать силы и деньги, если дом снесут через год или два.

С точки зрения здравого смысла, согласитесь, логика жильцов вполне понятна.

После вступления в силу указа Максимовы свою квартиру все же приватизируют — других вариантов нет. Даже если спустя совсем короткое время вместо их дома появится новенькая многоэтажка. Как и на месте частного сектора неподалеку, где еще пару лет назад жили люди, а теперь грустно доживают свой век яблони и груши.

«Сестра сказала, что продаст свою долю цыганам…»

В жизни 48-летней Оксаны камень преткновения приватизации один — родственники. На квадратные метры претендует родная сестра, которая живет за несколько тысяч километров от Минска. Она даже не прописана на жилплощади и не имела бы на нее никаких прав, если бы единым фронтом вместе с ней не выступала мать обеих женщин, прикованная из-за болезни к кровати…

Квартира, ставшая яблоком раздора, — «трешка» 1970 года постройки в Заводском районе. Больше сорока лет назад ее получал от работы глава семьи.

— Отец умер, когда мне был 21 год, сестра тогда уже вышла замуж и уехала в Нефтеюганск в Россию, а потом получила там гражданство. Я, мой муж и двое наших детей остались жить в квартире с матерью. Все бы хорошо, если бы не одно но: отношения с матерью не ладились.

— Я вышла замуж в 16 лет и с тех пор обеспечивала себя сама. Даже если я просила ее купить полбулки хлеба, то обязана была дать 10 копеек. Вы можете не поверить, но я 22 года не была в отпуске, потому что работала бухгалтером сразу в трех коммерческих фирмах — нужны были деньги, — рассказывает семейную историю Оксана.— Детям не разрешалось смотреть «Спокойной ночи, малыши», потому что телевизор был один и стоял в ее комнате. Мы не имели права класть свои продукты в холодильник, и в конце концов дошло до того, что она начала доставать из ведра наш мусор и выбрасывать его нам в комнату, когда у меня был грудной ребенок.

Вопрос с приватизацией из-за семейных конфликтов повис в воздухе.

— Когда все стали приватизироваться, я говорила с матерью, а она мне: я и так свой век доживу. Мы даже денег не просили, но она наслушалась бабок на лавке, что мы ее на улицу выгоним, и встала в позу: нет, и все.

В 2006 году семейные обстоятельства изменились: мать поехала гостить ко второй дочери в Нефтеюганск и там слегла из-за инсульта. О возвращении в Беларусь с тех пор не идет и речи: пожилая женщина не транспортабельна.

— Когда я позвонила сестре по поводу приватизации, она сказала: я тебе не буду помогать, мамина доля там есть, я вот ее выкуплю и продам цыганам. Но ей она даже не нужна! У них в Нефтеюганске «трешка» 100 метров, у их детей свои квартиры. Получается, мне сейчас лучше жить в государственной квартире, чем с чужими людьми, которым сестра продаст свою часть — а она это сделает.

Чтобы отстоять свое жилье, Оксана пошла на решительный шаг: подала в суд, чтобы мать лишили права пользования квартирой, в которой она не живет уже 6 лет.

— Когда суд заслушал показания сестры, я была в шоке: она сказала, что мать тут избивали, забирали пенсию и выгнали, зная, что у нее сахарный диабет, — возмущена Оксана. — Мы не видели никогда ее пенсии, не знали про диабет, об этом никакой информации не было даже в поликлинике. В милиции, естественно, подтвердили, что скандалов не было. Все это длилось восемь месяцев, а потом прокурор запросил дополнительные справки об условиях проживания матери. Мы ждем их с декабря. Сколько это будет еще длиться и чем закончится — я не знаю. Как нам в такой ситуации приватизироваться?

«Квартиру давал СССР, почему же отбирает Республика Беларусь?»

Минчанка Елена Скворчевская рассказала нам совсем невероятную историю: приватизировать четырехкомнатную квартиру мешает советский паспорт ее матери!

— Я читала, что в Беларуси всего около 180 человек, которые до сих пор не поменяли советские паспорта, но мама с гордостью говорит: «Нас больше!» Если я скажу, почему они этого не делают, вы будете смеяться: это хорошие во всех отношениях глубоко верующие люди, которые уверены, что в паспортах закодировано число дьявола. Они против идентификационного номера данных в компьютере, потому что боятся, что за ними будут следить, — самой Елене в этой ситуации не до смеха. — Мы с братом, который тоже прописан в квартире, стали заложниками ситуации: получается, что мы можем приватизировать квартиру только после смерти матери, но мы любим ее и хотим, чтобы она прожила еще много лет!

80-летняя Анна Яковлевна Скворчевская — мать-героиня, воспитавшая шестерых детей. По мере своих сил она до сих пор занимается общественными делами и благотворительностью и каждое утро и вечер отстаивает службы в церкви. Елена рассказывает о своей маме с гордостью и говорит, что за свою жизнь та сделала много добрых дел.

— Мы ей говорим о том, что потеряем квартиру, а она нам: «Я молюсь за вас, и этим вас спасаю». Но из их группировки с советскими паспортами были люди, которые из меркантильных соображений оформили белорусский паспорт, потом решили свои вопросы и… отнесли его обратно. Но наша мама так не согласна. Начинаешь с ней говорить на эту тему — она плачет. Ну что нам с ней делать?

Но ладно пенсионеры, но ведь в таких семьях есть совсем молодые люди, которые из-за таких мам и бабушек не получают свои первые паспорта. Государство, похоже, махнуло на них рукой. А сейчас оно же говорит: через год мы сделаем вашу квартиру арендной, и все обстоятельства — это ваши проблемы. Но ведь нам давал ее СССР, почему же отбирает Республика Беларусь?

Комментарий:

Константин Куликов, консультант управления жилищного хозяйства Министерства жилищно-коммунального хозяйства:

— Те, кто сейчас хочет приватизировать квартиры за бесценок, забывают о том времени, когда люди платили за выкуп жилья очень большие деньги: 1 июля 1992 года вступил в силу закон о приватизации, по которому стоимость объектов приватизации определялась в ценах 1991 года за вычетом износа. Тогда, к примеру, однушка-хрущевка в Минске обходилась примерно в 8 тысяч при средней зарплате в 140 рублей. Это уже к 1999 году, после нескольких обвалов белорусского рубля, квартира стоила копейки.

В 1998 году в закон внесли изменения, в соответствии с которыми граждане при приватизации жилья должны были возвратить стоимость его строительства за вычетом износа. Вы бы видели, какие толпы людей стояли в администрациях городов, чтобы успеть приватизироваться в ценах 1991 года. Я тогда работал в горисполкоме, и нам было дано указание принять заявления у всех желающих — в итоге в последний день подачи заявлений, 30 июня 1999 года, мы работали до 12 часов ночи!

Как бы то ни было, на 1 января 2013 года в республике насчитывалось около 400 тысяч квартир в госсобственности. Чтобы их приватизировать, нужно согласие всех совершеннолетних членов семьи, имеющих право пользования. Но его не всегда можно получить: например, основной наниматель — свекровь, которая не собирается отдавать долю в квартире зарегистрированной там невестке. Или есть отец-алкоголик, которому вообще нет никакого дела до приватизации. В таком случае есть один выход — добровольно либо в судебном порядке выделить отдельные лицевые счета и приватизировать только свою часть.

Что касается истории читательницы, мать которой отказывается менять советский паспорт на белорусский, здесь можно поступить точно так же. После раздела лицевых счетов дети станут собственниками своих долей и будут иметь преимущественное право на выкуп государственной доли по оценочной стоимости после смерти матери.

В случае, например, если родственник страдает психическими заболеваниями, через суд можно признать его частично недееспособным, назначить опеку и в интересах опекаемого осуществить приватизацию.

Евгения БЕРЕЗЮК, finance.tut.by