Пришло время акций, скидок и одиночества
Интересная ситуация: сидят двое мальчиков и рассуждают, где лучше и дешевле жить, в Москве или в Европе…
Теперь акции стали, можно сказать, делом ежедневным и постоянно действующим. Под девизом: привлечь внимание, засветиться. А потом удачно распродаться. Потому что все акции носят торговый характер. Политика плавно перетекла в экономику. Иногда мне кажется, что вся наша жизнь — сплошная акция.
Обнаруживаю на стенке вагона метро несколько необычное объявление. Курсы по изучению иностранных языков. Очень привлекательно: учат девяти европейским языкам и китайскому. Информация о плате скромно отсутствует. Зато обещают овладение языком всего за два месяца. Товарищи, а также господа, вы в это верите? И я не верю. Имею личный опыт изучения языков.
Немецкий учил с пятого по десятый классы. Учительница хвалила меня за прекрасное произношение, быстрый перевод и хорошую память. Но говорить по-немецки я все равно не научился. Чтобы говорить на любом языке, нужно научиться на нем думать.
Потом был испанский. Если в вузе выбираешь другой язык, там много поблажек. Я и решил облегчить себе жизнь. Преподавательница Наталья Марковна опять меня хвалила за произношение и хороший (со словарем) перевод. Но говорить на испанском я все равно не стал. Хотя язык мне очень нравится — красивый.
…Смысл объявления мне, конечно, понятен. Белорусских шопоголиков хотят научить не стоять пеньками в заграничных супермаркетах, а хотя бы уметь спросить «сколько это стоит?» и понять, что ответил продавец. Рынок есть рынок, он на лету врубился, что людям нужно: минимальное знание языков. Езжу за товаром в Польшу — учу польский, в Германии хочу купить машину — учу немецкий. А читать в подлиннике Гессе или, не дай Бог, Гегеля — это нам без нужды.
Зачем мне был нужен немецкий в 70-х или испанский в 80-х? Граница была на замке, а за Шепетовкой (по Остапу Бендеру) плескались волны океана.
Сегодня все наоборот. Правда, языки мы все равно не знаем. Даже со своим родным, белорусским у большинства крупные проблемы…
Если быть честным до конца, то я тоже когда-то не владел белорусским. Жизнь заставила — выучил, но сначала заставив себя на нем думать…
* * *
Сидел я как-то на скамейке. Неподалеку два паренька, лет 14 — 15, по-взрослому рассуждали, что по чем в Москве и Минске. Так же по-взрослому курили.
Так где же жить дешевле, в Москве или в Минске? Оппонирующие стороны во многом сходились.
— Да нет, это там стоит дороже, чем у нас, — говорил один.
— А хорошая колбаса так еще дороже, — задумчиво отвечал другой.
— Поклубиться бы в Москве — это вааще отпад…
— Зато у нас проезд — полный финиш…
— Я тебе так скажу: 1000 долларов у нас и 1000 долларов там — это две большие разницы. В Москве тысяча баксов — это все равно, что у нас 500. Тоска… Надо думать, как в Европу прорваться. И там остаться…
Дальше разговор естественным образом перетек на Европу. Поскольку карапуз, которого привезла на площадку юная мамаша, слишком сильно орал, о Европе я ничего не услышал…
Интересная ситуация: сидят двое мальчиков и рассуждают, где лучше и дешевле жить, в Москве или в Европе. В Москве, согласно мальчикам, жить, учиться и развлекаться гораздо дороже. В Минске — дешевле, но он пользуется дурной репутацией в Европе. Отучишься в Минске, а потом в деревню или в какое-нибудь Вороново? Что делать, куда податься?
Вот о чем думают 14 — 15-летние мальчики.
Не об МТЗ думают, не об автозаводе, где все заранее предопределено, где обязательно есть БРСМ или послушный профсоюз, толпа идеологически правильных начальников, которые скопом спланируют весь твой трудовой путь — от начала до пенсии.
У нас в таком возрасте все было гораздо проще. Какая там Европа? Или пед, или мед, или армия, а потом на завод. Поэтому мне нравится ход мыслей этих мальчиков. Я им даже завидую.
* * *
«Человек к концу века стал еще более одиноким, чем в деревне. Если там в одном конце чихали, то в другом говорили «будьте здоровы», а если рукавицы украли, тут же оглядывались, «не я ли украл?»… Мы, переселившиеся в город, не обрели городской морали, но потеряли по пути деревенскую. Какую-то часть зла, способности к сварливости, к колдовству, к мистике от деревни мы и сохранили. Но лучшее, что было в деревне: веру в Бога, почтение к родителям, покойным предкам — мы утратили… У нас растут дети-барчата. И другими они быть не могут, потому что по одному ребенку в семье: он и внук, и кошка, и собачонка, с ним можно забавляться, и бабушка его до восьми лет на салазках возит…»
Это покойный Виктор Астафьев, небольшое эссе 1997 года. И добавить к его словам нечего.
Переписываю этот текст и смотрю в окно. Бабушка с коляской все сидит. В ней внук спит. Бабушка с ним сидит весь день, с утра до вечера. Внук спит, а бабушка сидит. Взрослые где-то зарабатывают деньги. Все как всегда, все обычно…
Сегодня наконец позвонил Казимиру. Он хотел узнать у меня номер телефона Петра Михайловича, у которого я недавно был. Они оба инвалиды и старые знакомцы. Казимир мне объяснил так:
— Да понимаешь, мы с ним познакомились, когда нам протезы ставили. Ну я и обрадовался — нашел-таки! А то ведь не с кем словом перекинуться, ё-моё! Я уже и в газеты писал, объявления давал: хочу, мол, познакомиться с таким же… Ну, полная тоска… как ни позвоню, так одно и то же: то уголовник бывший, то алкаш, то «голубой» какой… Так что спасибо за телефон!
Пожалуйста, мне даже приятно. Потому что Петр Михайлович — безногий инвалид на коляске, живет один. Ему тоже поговорить не с кем. Есть сестра, но она живет в Жодино, своя семья и все такое. А Петр Михайлович один. Мне он обрадовался, как родному. А я ему ничем помочь не могу. Разве что свяжу двух одиноких людей посредством передовой мобильной связи…
Деревня, между прочим, называется Кривая Береза, стоит у трассы Брест — Москва. Там без конца гудят-ревут машины, а тут тишина и пустота. Какой-то потусторонний мир. Честно сказать, даже командировку негде было отметить: ни сельсовета, ни школы, ни клуба, даже медпункта нет. Правда, мне удалось увидеть редкий кадр, как раз для фильмов Андрея Тарковского.
Двигаюсь из деревни к шоссе. Большое, заросшее бурьяном поле, а на краю его, горестно подперев голову рукой, сидит мужик в одних трусах и босой. С виду трезвый, о чем-то думает, на меня даже не глянул. Почему он там сидит? О чем думает? Бог ведает.
Загадочная славянская душа.
Это всегда так говорят, когда сказать нечего…
Сергей ШЕВЦОВ