О монологе щедринского карася-идеалиста перед лицом неизбежной щуки

Самое время вспомнить, о чем это слово и откуда взялось…

А ввел его в русский политический язык вовсе не Эренбург, как принято думать, а ровнехонько за век до Эренбурга — Тютчев! Федор Иванович был монархист, но дружил с образным рядом, и невзначай нашел имя тому, что надолго (навсегда, наверное) стало символом умеренной русской свободы.

Не бунта, а ко всеобщему, вроде бы, удовольствию — дозволенного прогресса в рамках существующей системы!

Из этой точки и начинает загибаться, самой себе в задницу, русская народная лента Мебиуса, отечественная история… Ибо дозволенный российский прогресс все время со скрежетом тормозил и заканчивался возвращением такой азиатчины, откуда уже не было другого выхода, кроме взрыва.

Всякий раз — ну, почти всякий — власть упускала момент, когда можно было найти «золотое сечение» взаимоотношений с обществом, вместо взаимной секир-башки.

И тютчевская, и эренбургская «оттепели», при всем их различии, были полны упований именно на администрацию, на ее способность, опираясь на здравый смысл и передовые ориентиры…etc. — но все это оказывалось монологом щедринского карася-идеалиста перед лицом неизбежной щуки.

Что ж поделать: самодержавие — оно самодержавие и есть, и на одно сингапурское чудо просвещенного самовластья приходится три тысячи типовых рамзесов и членов их кооперативов. И, не найдя выхода в легитимном поле, общественная энергия снова и снова уходила в разрушение…

«Нетерпение» — назвал свой роман о народовольцах Юрий Трифонов. А что делать, если вместо земства снова капитан-исправник, а направление мыслей указывают гауптвахтой? Вот и начали взрывать. А власть начала вешать. А ее — снова взрывать.

Лента Мебиуса.

Бунт, бессмысленный и беспощадный — прямое следствие свернутых реформ!

Для того чтобы всякий раз не расшибать себе лоб в этом тупике, человечество придумало такую штучку, как смена администрации — ибо невозможно же всерьез реформировать себя самого! Это же больно! История, конечно, знает случай, когда доктор, находясь на льдине, сам вырезал себе аппендикс, но Путин (возвращаемся к нашему мутону) льдину эту, размером с треть Евразии, устроил себе и нам специально…

Так что по историческим стандартам то, что мы наблюдаем сейчас — никакая не оттепель вообще! Оттепель начинается с того, что сдыхает Николай-вешатель — или сухорукого тирана выносят вперед ногами из Мавзолея и закапывают наконец. А трюк с послаблением, который проделывает сейчас Путин, тот же Сталин проделывал раз восемь. Закрутит гайки, отпустит гайки, накажет забежавших вперед, потом накажет отставших, сам напустит пафоса, сам же и поборется с головокружением от успехов…

Может даже казнить какого-нибудь бастрыкина-ежова, хозяин-барин. Но причем тут оттепель?

Путин, увы, при всем желании не может решить наших проблем, потому что наша проблема — он сам. Он сам — аппендицит, и вполне гнойный. И совершенно не собирается себя удалять из нашего организма! Ему там хорошо. Тактическая петля с амнистией, помилованием etc. решит (возможно) тактические проблемы режима, связанные с международной изоляцией накануне Олимпиады. Но что вдруг за либеральные надежды на какого-то очередного «нового» Путина?

Нет никакого нового Путина. Есть старый, твердо намеренный умереть в Кремле и вертящийся ужом в руках матушки-истории… Другое дело — отвертится ли… И, главное, что будет потом.

Украинское зеркало бросает тревожные блики на наши исторические перспективы. В России-то все запущено гораздо сильнее, чем у киевских братьев, у нас даже Тягнибока-Яценюка нет, при всей малости этих фигур… А из боксеров — вообще только Валуев, прости господи.

В России давно нет никаких легитимных противовесов вообще — и когда здесь рванет, рванет, увы, еще драматичнее; в соответствии с традицией, так сказать.

Бессмысленно и беспощадно.

Виктор ШЕНДЕРОВИЧ, «Эхо Москвы»