Ecce homo

У нас на Юго-Западе столицы имеется свой «Макдональдс». Когда шайбу начали гонять на «аренах», здесь была замечена бело-красно-синяя толпа. Толпа была слегка возбуждена, поедала «биг-маки» и говорила на чистом русском языке, в основном московского розлива. Заинтригованный, я притормозил. Интересно посмотреть на иностранцев.

Ну, а кто теперь россияне? Иностранцы и есть. Правда, ведут себя не как привычные европейцы. Европейца можно отличить по тому, что говорит не по-нашему. А так, без разговора, и не поймешь, кто перед тобой — немец, англичанин или минчанин. Одеты одинаково, в турецко-китайский ширпотреб, сдержанны, вежливы…

Москвича нетрудно определить не только по говору с характерным аканьем. В 80-х годах прошлого века пришлось много раз ездить в Москву и даже прожить там недели полторы. Поездки в московских троллейбусах оставили двойственное впечатление. Вроде бы столица империи, но почему в троллейбусе постоянно стоит крик? Споры по любому поводу, смех, анекдоты и т.д. Как-то несолидно. После минских чинно-благородных троллейбусов это сильно бросалось в глаза.

Человек вообще не меняется, он только видоизменяется. Вот и москвичи просто видоизменились. Мы были когда-то одним советским народом. Москвичи стали богатыми. А мы остались бедными. Про всю Россию говорить не буду, не знаю. Зато увидел около метро «Петровщина» нестарого, вполне приличного мужчину в бейсболке и майке с российскими символами. Но без триколора на лице. По виду — человек среднего московского уровня и доходов. В чем заключается наше с ним отличие, понял, когда бывший «брат» закупил в киоске разных белорусских сувениров на полмиллиона рублей. Сувениры наши, деньги тоже наши. Но по отношению друг к другу мы — иностранцы.

Как-то вдруг мне стало понятно: богатый иностранный турист приехал в туземную страну и решил купить чего-нибудь на память.

Мы стояли в двух шагах друг от друга. На самом деле, расстояние между нами было примерно в двадцать лет. Я почувствовал острое унижение: он может, а я не могу. Решил отыграться вопросом.

— А почему, — говорю, — вы на танке не приехали?

Россиянин посмотрел на меня, помолчал, слегка улыбнувшись, ответил:

— Да вы знаете, в ремонт отдал. Движок перебрать надо.

Хоть и уязвленный, я все же оценил «черный юмор». Через силу улыбнулся. А россиянин улыбнулся мне. На том и разошлись. Всегда бы так…

А все же осадок остался. Он может приехать к нам запросто, не чувствуя никакой своей ущербности. А я не к ним могу. Он может накупить у нас всякой дребедени на сумму, за которую я бы жил три-четыре дня. А я… Вот вам и вся разница: курсах наших валют по отношению к доллару и в нашем мировосприятии. Он не боится, а мы боимся. Мы не знаем, как поступит милиционер, увидев на наших лицах даже разрешенный красно-зеленый оттенок. Разрешено ему хватать нас и тащить или нет? Бить или не бить? Вот в чем вопрос…

* * *

Цветочная клумба — это не просто тюльпаны, лютики и прочие фиалки. Это еще и место общения, знакомств, обмена всевозможными рассадами и мыслями. Поскольку у жены есть свой участок на общей клумбе, со временем узнал, что такое рассада. До недавнего времени считал, что нужно просто бросать семена в землю, а потом ждать цветочков. Бог с ней, с этой технологией…

Район наш спальный. Соответственно, живут тут в основном бывшие деревенские. Их тянет к земле. Эту тягу заменяет клумба. Каждый вечер жена пропадает на клумбе. Когда-то эту каменистую целину поднимал лично. На получение информации от таких же возделывателей клумб имею право. Поли и слушай…

Женщине 55 лет. С семьей у нее что-то не вышло, ни мужа, ни детей. Фактически она уже на пенсии. Но ее упрашивают поработать. Если женщина уйдет на пенсию, заменить ее некому. Крановщик — профессия редкая, а проработала она 35 лет. Получает 5 млн рублей. Вроде прилично, но молодые люди не торопятся занять ее место. Работа сложная и опасная, за 5 млн молодежь рисковать не хочет. Сколько им надо?

Лучше ответить на такие вопросы: как построить квартиру, сколько позволить себе детей, чем их кормить и во что одевать… Хватит на все это 5 миллионов? Дома строятся, квадратный метр дорожает и дорожает. Тянется до европейского уровня. Правда, не доходов. С доходами дело совсем дрянь. Зато европейские болельщики, думаю, останутся довольны. Даже в метро остановки объявляют уже и на английском, правда, акцент слишком бобруйский.

Все же: как заполнить вакансию крановщика башенного крана? И еще вагон и маленькую тележку самых разных вакансий? Может, Россия подбросит деньжат?..

* * *

Самое сильное впечатление от изнурительного майского ничегонеделания получил в обычном почтовом отделении. Перечислил, знаете, энную сумму не своему мобильному оператору. Бывает. Обещали прислать почтовым переводом. Перевели. Стою в очереди, жду, слушаю и наблюдаю.

Очередь небольшая, два мальчика и женщина моих лет. Мальчики покупают открытки к 9 Мая, собираются кого-то поздравить.

— Дайте нам две открытки, — говорит один мальчик и добавляет: — А у вас есть открытки с готовым поздравлением?

— Есть. Давать?

— Дети, да вы сами не напишете? — вмешивается женщина. — Не знаете, что ли?

— Не, не знаем. Дедушке 92 года, и… мы не знаем, с чем его поздравлять…

М-да, вопрос не для детских умов. С чем дедушку поздравлять? С Победой? Или с тем, что дожил до ее 69-й годовщины? А он сам этому обстоятельству сильно рад? Торговле с этим вопросом разобраться гораздо легче: она объявляет о скидках. Ближайший магазинчик объявил о скидке в 5% именно на 9 Мая и только для ветеранов. Иди, 92-летний ветеран, покупай копченую колбасу за 150 тысяч, заслужил скидку аж в 7,5 тысячи. За то, что остался жив в той мясорубке, за то, что мы сейчас живем не под оккупацией, за то, что вообще живем…

Я хорошо помню 80-е годы прошлого столетия, время тотального дефицита. Тогда принадлежность к ветеранскому сословию имела смысл. Тогда деньги у людей были, а товара не было. Зато были льготы у папы, у дедушки на приобретение этого товара в обозримом будущем. У номенклатуры они были тоже. Они у нее были и до войны, и после.

Чего там греха таить, у меня до сих пор в квартире стоит стенка, завоеванная моим покойным отцом в Польше и Германии в 1944—1945 годах. В свое оправдание могу сказать только, что отца ни о чем не просил. 9 Мая мы с ним садились за стол и выпивали по 100 граммов водки. Потом выходили во двор, курили. Он вспоминал, а я слушал и запоминал. О всяких бытовых вещах мы как-то не говорили. Прошу прощения, меня так воспитали. Отец и воспитал…

Теперь наступили совсем другие времена: самого разного товара навалом, а льготы уже никакого значения не имеют. Значение имеют только деньги и их количество. Правда, они имеют обыкновение стремительно дешеветь. Обычное наше противоречие: деньги дешевеют, а жизнь дорожает. Может, и Победа уже обесценивается так же стремительно? Учитывая уровень жизни немецких и советских ветеранов. Окажись на их месте, я бы этот вопрос задал. Поэтому его я задаю уже только от себя. Отца ведь уже не оживишь…

* * *

9 Мая уже прошло и стало историей. В тот день у меня были две встречи, которые не забудутся.

Первым я встретил ветерана настоящего, во всей красе. Тут не стоит тратить много бесполезных слов, достаточно просто описать. Ветеран еле-еле шел, подволакивая ногу. С правой стороны он опирался на палку, с левой — на маленькую седенькую старушку, жену. К земле его тянул иконостас орденов и медалей, возраст и болезни. Костюм был на нем из достопамятного кримплена, весьма модного в конце 70-х. Левый ветеранский башмак «просил каши»…

После этого решил проехаться по городу, осмотреться. Долго ждать не пришлось.

На остановке зашел некто непонятный. На вид ему было от 35 до 50. Большая разбежка происходит оттого, что с возрастом у алкоголиков полная неопределенность. В общем, ветеран борьбы с «зеленым змием». Его «награды» тоже видны издалека: многодневная черная щетина, всклокоченные, грязные, липкие даже на вид волосы, донельзя заношенная куртка и все те же кримпленовые брючки. Как у ветерана. Тащил мужик с собой почти двухметровую арматурину, завернутую в тряпку. Понятно, сдавать «черному» сборщику металлолома. Много за арматуру не дадут, но на бутылку хватит. Цель будет достигнута — опохмелиться.

Странные получились у меня в тот день встречи: первый был ветераном настоящей войны, второй — алкогольной. Прошлое, уже прошлое и настоящее. Стоило ли в прошлом воевать за такое настоящее? Согласен, вопрос некорректный. Воевали не за будущее, а за настоящее, в том числе и свое. А как сказать корректно?

Если кто помнит, с Иешуа Га-Ноцри приключилась неприятная история в Иерусалиме. Он провозгласил себя царем иудейским и Богом. Понтий Пилат трижды выводил его на балкон, показывал иудейскому народу, говоря: ecce homo, се человек, что ж он может? За что его казнить? Дальше все пошло немножко не так, Иисуса Христа все же распяли. Но ключевые слова были сказаны.

Ecce homo. Грешили, грешим и будем грешить. А за наши грехи Христос отмолится. Очень удобно. Поэтому есть ветеран войны. И есть «ветеран» алкогольной войны. Живут в одно время и в одном месте. И оба, заметьте, человеки. Обоих жалко…

Сергей ШЕВЦОВ

Читайте также:

Одних афоризмов мало…

Человека нужно хотя бы понять…

Во что верить?