Личная провинция Виктора Шалкевича

О себе, о творчестве, о собственных баррикадах и личной провинции Виктор Шалкевич рассказал в интервью «Свободным новостям плюс».

— Буквально месяц назад вы отметили 55-летие. Что успели, а до чего руки так и не дошли еще?

— Выпустил три книжки: «БлюЗ Вясна» — сборник своих песен, «Мястэчка Г. і ваколіцы» — про город, в котором живу, и милый такой «Рэквіем па непатрэбных рэчах» — воспоминание-благодарность вещам, которые постоянно находились с нами и сделали нас такими, какие мы есть.

Записал семь альбомов, наделал всяких хороших вещей, например, построил дом, что очень важно. Получил пару престижных премий, даже «Орден улыбки».

Что не успел… До 55-летия обещал записать оперу «Галилейская история» — да как-то долго и сложно мой аранжировщик над ней работает. А в прошлом году хотел закончить страшный исторический роман, который называется «Малонабздейковские исторические хроники»…

— Действительно страшное название!

— Хорошее название. В Великом княжестве Литовском под Волковыском было мифическое местечко, которое называлось Малые Набздейки (смеется)… Я задумал страшный футуристическо-кошмарный роман. События разворачиваются в 2070 году, случается ужасная катастрофа, затем время действия переносится в XIII век — короче, огромное повествование с серьезным историческим экскурсом. Я его просто дописываю: понял, что быстро все делать нельзя. Скажем, построили Чернобыльскую АЭС ко дню рождения Ленина — и что затем получилось?..

— А «Орден улыбки»? Ваш девиз — с улыбкой по жизни? Не видел, пожалуй, ни одной фотографии с мрачным Шалкевичем!

— Есть люди, которые из поколения в поколение вырастают оптимистами. Моя мама была такой, она дожила до 90 лет, мой отец был таким, дожил до 80 лет. Вообще от деда-прадеда у нас оптимистическая семья. Есть такая пословица: «Рукі не могуць, а вочы робяць» — это обо мне.

— Вас называют самым известным бардом Беларуси. Согласны с такой характеристикой?

— Наверное, речь идет про известность в определенных узких кругах. Чтобы получить национальную известность, нужно «крутиться» на всех FM-станциях, на всех радиостанциях, телеканалах. Меня знает хорошо воспитанная часть интеллигенции, студенты. До определенных вещей народ тоже должен дорасти; не случайно в 20 лет читаешь одни книжки, в 30 — другие, в 40 — совершенно иные. Так и здесь: если кто-то меня не знает, это не моя проблема — это их беда.

— На FM-станциях, телевидении крутят тех, кто приятен власти. А кто не пляшет под общую дудку, тот обычно не в почете: не разрешают проводить концерты, запрещают публичные выступления. Вы сталкивались с такими проблемами?

— Честно скажу: меня это совершенно не интересует. В Советском Союзе «Молодую гвардию» можно было купить в любом книжном магазине, а «Архипелаг ГУЛАГ» доставали из-под полы. Я, наверное, такой полуподпольный или подпольный автор-исполнитель. Это личностное творчество, когда ты видишь людей такими, какими видишь, не так, как его видят другие. Кому меня знать нужно, те меня давно знают.

— А «черные списки» обошли вас стороной?

— Не знаю. Но иногда возникают определенные сложности (смеется). Лично я не видел этих списков. А с определенного момента своей жизни на махание флагами и призывы выбрать того или другого стал смотреть свысока. Каждый народ имеет ту судьбу, которую он заслуживает. Если хочет изменить свою жизнь — меняет, а не хочет — живет по накатанной.

— Любой достойный художник всегда является объектом повышенного внимания политических элит: и власти, и оппозиции. Вас пытались перетянуть на одну из баррикад?

— Так ходил на них добровольно! Были 90-е годы, митинги — мы хотели поменять свою жизнь. И сделали все, что могли сделать. Остальное зависело от народа, от его выбора. Народ выбрал определенную дорогу и пошел по ней. Пускай идет себе.

А я занимаюсь личными делами, тем, чем могу заниматься.

Я всем говорю: чего вы хотите от нашего народа? Он 50—100 лет ел мякину, душился-горбатился, а сейчас сразу станет сознательным? Наверное, мудрость созревает веками.

Белорусская нация совершенно молодая, ее ждут всякие испытания в этой жизни. Мы не увидим, что выпадет на долю белорусов, которые будут жить через сто лет после нас. Наверное, хватит всякого, очевидно, что без трудностей не обойдется…

* * *

— Я учился в театральном институте, изучал драматургию стран Советского Союза,— рассказывает Виктор. — Украинские пьесы XIX века обязательно заканчивались тем, что кого-то зарезали, утопили или повесили. И пьесы у них назывались: «Свадьба на кладбище», «Конотопская ведьма». Мы их за это нарекли «кровожадными хохлами».

У нас народ немножко другой: иногда может наступить на горло собственной песне, но постарается обойтись без крови.

— Вы — бард, артист, поэт, прозаик, шоумен. К какой прфессии больше всего лежит душа?

— Каждый человек собран из разного материала. Я не могу вычленить одну конкретную профессию — занимаюсь тем, чем интересно. Получаются стихи — садишься и пишешь, не получаются — накропаешь маленькую пьесу или запишешь песню. Рутина иссушает человека, плохо, когда жизнь тянет из тебя все жилы.

— Владея целой палитрой творческих профессий, вы выступаете в роли свободного художника. Привязка к времени и месту невозможна?

— Наверное, это родовое. Моя мама всегда повторяла: не дай Бог, сынку, на старости хлеба просить. Гениальное наставление! Человек должен зависеть только от себя и от того, что он делает, а от окружающих — минимально. Я вспоминаю своих родителей, которые работали не покладая рук, не помню, чтобы они сидели на лавочке и просто трепались. Я тоже все время чем-то занимаюсь. И когда нечем заняться, меня берет холера (смеется).

— Ваша постоянная занятость обеспечивает достойный уровень жизни?

— Средний достаток. Знаете, человеку в 55 лет уже мало нужно (смеется).

— Но у человека 55 лет есть жена, дети…

— Ничего страшного — им тоже хватает. Что нужно человеку в 55 лет? Джинсы, пара курток — и все.

— Ваш первый альбом называется «Правінцыя». Вы себя чувствовали провинциалом или это отголоски вашей юности?

— Что такое провинциал в нашем понимании? Человек, который боится ступить на эскалатор в метро, который не ориентируется в большом городе…

За 55 лет я был в США, Доминикане, в Иркутске — везде был. Уроженцем местечка Порозово меня можно было назвать в 17 лет… Позже ситуация стабилизировалась: эскалатора не боюсь, могу пешком прийти во французскую деревню Шадрон на фестиваль и при этом каждые пять километров спрашивать — в правильном ли направлении иду?

Практически все мы — хорошая европейская провинция. Великое княжество Литовское никогда не было законодателем мод, это всегда была тихая, огромная сельскохозяйственная страна; нам не очень повезло с восточными соседями, которые всегда жгли то Могилев, то Полоцк, но мы не развязывали войны. Наверное, это осталось в нашей крови. Мне такая провинция нравится. И всем она нравится. Все мы носим в душе маленький островок детства.

— Верно: все мы родом из деревни.

— Даже не деревня. В 70-е годы сидела целая плеяда белорусских поэтов, которые «жэрлі свой хлеб, а пісалі пра тое, як добра жывецца ў весцы — дык трэба было ў веску і ехаць». Смешно…

У каждого человека должна быть своя провинция.

— Какие дела вас в Минск привели сейчас? Или вы здесь постоянный гость?

— Есть мелкие заботы, например, благотворительные аукционы.

— А каково человеку творческому вести аукционы?

— Как спектакль в театре отыграть.

Наверное, я остался единственным аукционистом, который получил образование.

— Чем порадуете в ближайшее время своего читателя, слушателя?

— Люди уговаривают меня записать новый альбом с песнями — придется писать.

Посажу на участке картошку (у меня есть маленький домик в лесу, откуда я черпаю вдохновение), буду дописывать роман.

— Так вы живете в деревне, за городом?

— Нет, в Гродно. Но рядом есть деревня Салатье, где множество творческих и состоявшихся людей: кузнецы, художники, бизнесмены, банкиры. У всех разные дома — в соответствии со статусом. У меня — маленький домик…

Юрась Дубина