Светлана Алексиевич: «Дай Бог, чтобы мы уцелели в этом русском национализме»

— Светлана Александровна, читали ли вы статью в «Свободной прессе»?

— Да, мне прислали ссылку. Знаете, я только вернулась из Вологды, там шведы снимают фильм про меня, мы ездили в волшебные храмы… Но та темнота, которую подняли из человеческих душ, — это было очень тяжелое впечатление. Поэтому для меня эта публикация как продолжение поездки в Россию — то же самое. Даже неохота об этом говорить.

— Видимо, вы обратили внимание, что шеф-редактором «Свободной прессы» является Захар Прилепин?

— Мы же все знаем, во что превратился Прилепин. Это такой современный Демьян Бедный — придворный борзописец. Всем понятно, кто он такой.

— Не возникало ли проблем во время встреч в России?

— Знаете, полный зал людей. Надо было видеть, как «засланных казачков» публика заставляла замолчать. Но шведам не дали снимать, а ФСБ снимал. Люди там боятся разговаривать по телефону, но говорят «Крымнаш», «Крымнаш», «Донецк — русская земля». Весь набор стереотипов.

В Беларуси своих проблем много, но когда приезжаешь из России, то понимаешь, что не все так страшно. Люди у нас как-то свободнее высказываются, таких вещей не говорят.

— В материале вас обвиняют, что вы «заигрываете со своим былым недругом Лукашенко, пытаясь натравить его на Россию».

— Глупость какая! Будто Лукашенко можно на кого-то натравить, и он это слушает. Ой, ну что за глупости…

Мы имеем дело с русским национализмом, который весьма опасен. Мне очень жаль, что он поражает и талантливых людей, как тот же Прилепин.

Талантливые люди, но неизвестно куда их заведет национализм, чем это все закончится. Даже страшновато разговаривать с людьми. Только и твердят: «Крымнаш», «Донбасснаш», «Одессу несправедливо подарили». И это всё разные люди.

— Как вы считаете, почему именно теперь начали травить вас?

— Близится решение Нобелевского комитета. Им не хотелось бы, чтобы человек из маленькой Беларуси победил. Мне кто-то из молодых русских националистов говорил, мол, стоит зайти на сайт Алексиевич, увидеть, что у нее более 150 изданий по всему миру, чтобы начать ее ненавидеть, а вместе с ней всю эту маленькую Беларусь. Мне объясняли, что Беларусь — это никакая не Беларусь, Украина тоже не государство, и языков белорусского и украинского нет.

Они не могут влиять на принятие решений Нобелевским комитетом, но поднимают всю эту темноту. Вообще же, темного много в народе, и поднять эту темноту очень просто.

— Какие вообще впечатления оставила у вас поездка в Россию?

— Русская земля впечатляет. Мы жили в монастыре в Кириллове. Это такие древние стены! Это просто немыслимо, как на таких диких пространствах все это могло быть построено. И производит колоссальное впечатление контраст между этой силой духа и тем, как человек начинает говорить. Этот контраст меня просто сбивал с ног. Ферапонтово — огромный монастырский комплекс на берегу озера — это немыслимо. Едешь — и эти комплексы следуют друг за другом. И вместе с тем, страшно поговорить с человеком. Бог и Путин — абсолютно запретные темы. Если раньше звучало «Слава КПСС», то теперь эти православные лозунги… Я вернулась со сложным чувством. После развала империи, пожалуй, национализм — это период, который нация обязательно должна пройти. И дай бог, чтобы мы уцелели в этом русском национализме.

— Могут ли там сказать «Беларусьнаша»?

— Там только так и мыслят. Даже с простым человеком начинаешь разговаривать, он тебе говорит: «Ну, Светлана, ну перестаньте, разве есть украинский язык? А о белорусском вы вообще помолчите. Ну какое это государство? Вам просто выделили участок земли». Ох, очень тяжело. И такое говорят не только рабочие. Говорят и интеллектуалы. Все эти Прилепины, Шаргуновы…