Из первой шеренги пожарных
Из секретной информации, представленной в КГБ УССР 27 апреля 1986 года:«… В результате взрывов в реакторе и выброса наружу разогретых до высокой температуры осколков его активной зоны, на крышах некоторых помещений реакторного отделения и машинного зала возникло более 30 очагов пожара.
Особую опасность представлял огонь на крыше машинного зала, где установлены турбогенераторы всех энергоблоков. При взрыве часть панелей перекрытия упала на турбогенератор №7, повредив маслопроводы и электрические кабели, что привело к их загоранию. Большая температура внутри реактора вызвала горение графита. На Чернобыльской АЭС сложилась чрезвычайно сложная обстановка…1ч.28 мин. 26 апреля — к месту аварии прибыл дежурный караул военизированной пожарной части (ВПЧ-2) по охране АЭС в составе 14 человек во главе с лейтенантом внутренней службы В.П. Правиком. Быстро оценив обстановку, офицер направил своих людей на тушение в первую очередь кровли машинного зала, чтобы отрезать пламя от остальных энергоблоков…».
«Она была очень красивая, внимательно на меня смотрела…»
Иван Шаврей с началом каждой весны часто приезжал к родителям в деревню Белая Сорока, что совсем рядом с его домом в Наровле. Так было заведено в их семье: работы в саду и в огороде планировались тщательно, заранее распределялись обязанности — кто обеспечит семенами, кто раздобудет удобрения, кто будет сажать картошку, ставить парники. Все трое братьев — Иван, Леонид и Петр — к крестьянскому труду были приучены с детства, и сколько бы времени ни отнимала у них пожарная служба, сколько бы ни было личных дел, «шаврейские сельхозработы» проходили, на зависть соседям, слаженно, строго по утвержденному графику. В двадцатых числах апреля Иван привез родителям ящики с рассадой, тщательно упаковав их в «люльке» мотоцикла. Мама похвалила: небольшие росточки благополучно пережили трудный переезд по ухабистой проселочной дороге. Накормила сына любимыми драниками, до полуночи расспрашивала о делах, рассказывала деревенские новости.
Иван заснул сразу и никаких снов не видел, но в какой-то момент внезапно проснулся от теплого ветра, который шел на него волной откуда-то сверху. Мгновенно открыл глаза и увидел, что крыши дома над ним нет — только густое облако неповторимо-голубого цвета. Из него шагнула…Богородица с младенцем на руках. Вокруг нее разливалось что-то ослепительно-сияющее. Подступившие к глазам слезы от такого великолепия мешали рассмотреть детали, но Иван почувствовал на себе ее внимательный взгляд. Контуры фигуры стали расплываться, а глаза словно остановились на его лице. Он все пытался понять, что было в ее взгляде: просьба, предостережение, благодарность, сострадание?.. Когда пришел в себя, над головой был знакомый до каждой щербинки бревенчатый потолок. Утром рассказал маме, что видел чудо. Та — сразу в слезы: Она тебя предупреждает, чтобы не гонял на мотоцикле, как сумасшедший! Долго не могла успокоиться, все просила его не лихачить…
Третий караул
Иван Шаврей был командиром второго отделения пожарного караула военизированной пожарной части Чернобыльской АЭС. Их третий караул, которым командовал лейтенант Владимир Правик, был необычным подразделением. Все семнадцать человек — люди очень разные, и по возрасту, и по характеру, караул личностей, где у каждого — собственное «я». Командир был самым молодым: ему только исполнилось 24 года. По натуре никак не подходил к своей должности: добрый, мягкий, уступчивый, никогда никому не отказывал в просьбах. Начальство считало его слабохарактерным, потому что дисциплина во вверенном ему «войске» порой откровенно «хромала», а он все брал на себя. Володя Правик был очень талантливым, увлекался радиоделом, фотографией, писал стихи, рисовал, был начальником штаба «Комсомольского прожектора» — стенгазеты, в которой, как было принято в советское время, публично высмеивали недостатки, считая такой способ верным средством перевоспитания вполне сформировавшихся взрослых людей. Володе помогала жена Надя. Она окончила музыкальное училище, работала в детском саду. Супруги внешне были похожи друг на друга, да и взгляды на жизнь у них тоже были общими. В конце марта 1986-го у них родилась дочь Наташа, и Володя попросил, чтобы его перевели из караула в инспекторы. Все начальники соглашались, но замены ему пока не было, обещали «решить вопрос» после майских праздников.
В этой пожарной части и служили трое братьев Шавреев. Младший Петр — инспектор части, Леонид — старший и Иван — средний — в расчетах третьего караула. 25 апреля 1986 года караул заступил на дежурство. Ночь была теплая, звездная. Вышли с Леонидом покурить на улицу. На станции (ее забор от части в восьми метрах, сама АЭС — в пятидесяти) все тихо. С Леонидом стали негромко обсуждать домашние дела, говорили о том, что весна такая ранняя, через день-два надо уже и картошку сажать… В этот момент на центральном оповещательном пункте сработала сигнализация. Диспетчер Сергей Лягун (муж их сестры Лены) глянул на пульт и обомлел: вся система противопожарной безопасности вышла из строя. Иван услышал сначала хлопок, похожий на выброс пара, потом один за другим раздались два взрыва, затем — третий, от которого разворотило крышу четвертого блока, в небо взметнулся огненный шар. Высота станции — семьдесят один метр, а шар, огненно-красный, висел еще метрах в ста над ней. Взрыв был такой силы, что железобетонные плиты раскидало на сотни метров вокруг. Сергей Лягун включил тревожную сигнализацию…
На то, чтобы добраться до станции, им понадобилось всего семь минут. Лейтенант Правик сказал только одну фразу: «Надо идти, ребята, туда… всем». Весь третий караул пошел за ним без оглядки. Леонид Шаврей и Владимир Правик побежали на разведку в машинный зал — нужно было посмотреть, где проложить рукава, как подать воду. Все сухотрубы оказались порванными… В мирное время им говорили: случись что на АЭС, вы будете просто наблюдателями, есть, мол, специальная установка, которая в случае нештатной ситуации все зальет водой. На учениях, во время тренировок все так и было, но теперь установку разнесло в клочья… Все пожарные третьего караула, у каждого по четыре скатки рукавов, через третий энергоблок поднялись по лестнице бегом на семьдесят один метр и стали на четвертом блоке по ряду «А». Но пожар уже перебрасывался на кровлю третьего энергоблока, и Правик дал команду сниматься на ряд «Б», а на их место прибыло подразделение пожарной части Припяти под командованием Виктора Кибенка. Пожарные третьего караула бегом спустились вниз, объехали блок, поднялись наверх. Это был сущий ад! Сумасшедшая температура, дым, огонь, горящие куски графита под ногами, по которым они топтались и которые заливали водой… Они продержались около часа… Стала вдруг кружиться голова, поплыло все перед глазами. Иван с трудом услышал, что брат Петр кричит: «Ребята, все вниз, «скорая» ждет!» По инструкции надо свернуть рукава, которые остались на ряде «А», и Иван, собрав силы, опять поднялся наверх, к пожарным из Припяти. Ребятам, а они раздетые, кители сбросили, совсем плохо. Увидел, что Васю Игнатенко рвет. Иван — к нему, похлопал по щекам: «Вася, ты как?». «Ничего, сейчас отплююсь», — хрипит…
Последнее, что увидел, Кибенка, Тишуру, Ващука, Игнатенко кто-то стал тащить вниз: сами они идти уже не могли. Иван хотел сделать несколько шагов, но «поплыл». Потом оказалось, что его и Сашу Петровского брат Петр и Валерий Дасько еле отыскали в едком дыму и потащили на руках к лестнице…
Ангел по имени Ангелина
Вечером 26 апреля двумя специальными авиарейсами в Москву, в 6-ю клиническую больницу, были доставлены 28 пожарных из Чернобыля, но не только они, а и реакторщики, и те, кто охранял станцию — все, кто получил сильное лучевое поражение — более 100 человек. Лечением пациентов руководила врач-радиолог, профессор, лауреат Ленинской премии, директор Института биофизики Ангелина Константиновна Гуськова. Только у нее в Советском Союзе был опыт лечения пострадавших от радиации. В 1957 году она спасала облученных после взрыва ядерных отходов работников завода «Маяк», в 1961 году — моряков-подводников, переживших аварию на субмарине К-19.
В Институте биофизики была своя клиника, но ее площади не позволяли разместить такое количество больных, поэтому в течение нескольких часов подготовили для «чернобыльцев» помещение 6-й московской больницы. Вместе с Гуськовой переехали все ее специалисты, включая санитарок: персонал «шестерки» отказался работать с облученными людьми…
Обо всем этом Иван узнал сразу, как только пришел в себя. Узнал и о том, что он и шурин Сергей получили на пожаре 500 рентген, братья Леня и Петя — 600 и 300. Если знать, что летальной по тем временам считалась доза в 100 рентген, то живы они остались только чудом…
Всех «чернобыльцев» разместили в стерильных палатах на нескольких этажах. На самом последнем, восьмом, было только двое больных — источники излучения. Это были операторы машинного зала, у которых при взрыве паром сорвало кожу, образовалась сильная доза внешнего облучения. После их смерти все помещения восьмого этажа было решено не занимать…
Иван Шаврей оказался среди тех, кого окрестили «полусмертниками». К своему загоревшему телу (один из побочных эффектов сильного облучения, так называемый ядерный загар. — Авт.) он уже привык, в один из дней провел рукой по волосам — а они…вылезают. На следующий день — температура сорок один, неделя без сознания. Перенес три клинические смерти. Спас его американский хирург Роберт Гейл, который проводил в клинике операции по пересадке костного мозга. Из 13 операций только две оказались успешными. …Когда Иван впервые самостоятельно вышел в больничный коридор, молоденькая медсестра упала в обморок, а лечащий врач Александра Федоровна Шемардина заплакала во весь голос: «Сынок, ты будешь жить!». Его первый маршрут был коротким — на этаж выше, туда, где лежал его командир Володя Правик — на этаж «смертников». Ангелина Гуськова разрешала приходить к ним всем, кроме детей: она точно знала, кому из пожарных и сколько осталось жить… Володя лежал на наклонной кровати под железным каркасом с греющими лампами. Он получил 1 200 рентген. Вся поверхность тела обожжена радиацией и огнем. Трудно различить, где какие ожоги. Все слилось. Ему сделали внутривенную пересадку костного мозга и внутривенно же влили экстракт печени многих эмбрионов, чтобы обновлялась кровь — было сделано все, что способна была сделать радиационная медицина, все методы рискованной терапии, даже новейшие «факторы роста» клеток. Ничего не помогло… Володя выглядел черным-черным, губы распухли… Мама Наталья Ивановна пыталась покормить его тертым яблоком. Володя с трудом улыбнулся: «Михалыч, выручай, съешь за меня, чтобы маму не расстраивать!» Помолчал несколько минут, собираясь с силами: «Хорошая у нас профессия, Михалыч, людей от беды спасать. Ты ее не меняй: мало ли что на работе случается, отслужи вместо лейтенанта Правика, приказываю…».
…Лейтенанту Правику посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Иван Михайлович Шаврей — единственный в Беларуси, кто выжил после аварии на ЧАЭС из первой шеренги пожарных, остался в родной Наровле. Он выполнил командирский приказ.
… Мы встретились в местном краеведческом музее. Я украдкой разглядываю его награды — советские, российские, украинские… Знаю, что на специальной сессии Международной ассоциации пожарных и спасателей CTIF, которая объединяет десятки стран и миллионы огнеборцев, президент Торе Эриксон назвал имя Ивана Шаврея среди тех, кто спас мир от ядерной катастрофы. Очень жаль, что никак не отмечен его подвиг в Беларуси. Уверена, любая другая страна гордилась бы таким национальным героем.
Светлана Балашова
Читайте также:
«Мне будет сниться дом всегда живой…»
Ложь оказалась страшнее катастрофы