Как бы не показаться слабым…

В конце ноября стало известно, что некоторое время назад в минском следственном изоляторе № 1 были расстреляны сразу трое — житель Лидского района Иван Кулеш (признан виновным в жестоком убийстве трех продавщиц), Геннадий Яковицкий из Вилейки (жестокое убийство сожительницы) и житель Минского района Сергей Хмелевский (жестокое убийство трех соседей). Судьба четвертого приговоренного к смертной казни — гомельчанина Сергея Острикова (признан виновным в изнасиловании и жестоком убийстве двух женщин) — пока неизвестна.

Яковицкий и Хмелевский обращались с жалобами на приговор в Комитет ООН по правам человека. Комитет зарегистрировал жалобы и просил белорусские власти отложить расстрелы до рассмотрения дел в ООН. Минск традиционно проигнорировал просьбу.

Беларусь остается единственной в Европе страной, которая все еще применяет смертную казнь. С 1991 года здесь было расстреляно по приговорам более 400 человек. Известен только один случай, когда приговоренного к смерти помиловал президент. Наказание в этом случае было заменено на продолжительный срок лишения свободы.

Евросоюз, Совет Европы и международные правозащитные организации неоднократно призывали Минск отказаться от смертной казни. ЕС также подчеркивает, что вопрос ее отмены будет одним из ключевых при формировании политики в отношении Беларуси.

Однако белорусские власти дальше туманных разговоров о возможном моратории так и не пошли. И расстрелы, как видим, продолжаются.

Общество понемногу гуманизируется

Объясняя необходимость сохранить смертную казнь, власти любят ссылаться на итоги референдума 1996 года, когда более 80% проголосовавших высказались за сохранение этой меры наказания. Однако за 20 лет настроения в обществе изменились.

Например, проведенный в марте 2012 года опрос НИСЭПИ показал, что за отмену смертной казни высказались 49,7% респондентов, против отмены — 40,8%. Хотя предполагается, что тогда на мнение респондентов значительно повлиял процесс по делу о теракте в минском метро и расстрел его фигурантов Владислава Ковалева и Дмитрия Коновалова (у многих тот суд оставил смутное впечатление).

Еще один опрос, проведенный группой компаний «Сатио» в августе—сентябре 2014 года, показал: за сохранение смертной казни выступают 57,6% опрошенных, что на 5,6% меньше аналогичного показателя, зафиксированного социологами «Сатио» в 2013 году. Доля противников исключительной меры за это же время выросла с 31,4% до 34,6%. При этом 47,7% посчитали, что страшнее осудить невиновного, чем позволить виновному избежать наказания в результате судебной ошибки.

Нужна политическая воля

Координатор кампании «Правозащитники против смертной казни» Андрей Полуда считает, что вопрос сохранения или отмены такого вида наказания не должен в принципе решаться на референдуме. «Вопрос лежит в эмоциональной плоскости, и здесь мнением людей очень легко управлять», — сказал правозащитник.

В качестве примера Полуда привел трагедию в столичном торговом центре в октябре 2016 года, когда 17-летний подросток напал с бензопилой на посетителей и убил женщину. Тогда, напомнил Полуда, многие люди, в частности в соцсетях, активно выступали за сохранение смертной казни. Но, например, после дела Коновалова — Ковалева, отметил собеседник, соцопросы показали, что большинство населения поддержало отмену высшей меры наказания. Потом цифры опять поменялись.

«В большинстве тех стран, где отменена смертная казнь, такое решение было политической волей руководства, — сказал Полуда. — Я и мои коллеги-правозащитники считаем, что так и должно быть».

Он признает, что на сегодняшний день сторонников сохранения смертной казни больше, чем противников. Но при этом, подчеркивает собеседник, разница в цифрах не так уж велика, к тому же «очень много сослагательного наклонения, когда люди говорят, что они за смертную казнь, если вина доказана на 100%, если судьи не коррумпированы и независимы, и еще очень много «если».

Начни государство целенаправленную кампанию за отмену смертной казни, изменения в общественном мнении будут значительны, считает Полуда.

Решили «подчистить коридор смерти»?

Кроме этической стороны, у проблемы есть и политический аспект. Применение смертной казни мешает Палате представителей Национального собрания Беларуси восстановить статус специального приглашенного в Парламентской ассамблее Совета Европы.

На отмене смертной казни в Беларуси настаивает и Евросоюз, подчеркивая, что такой вид наказания «не является средством сдерживания преступности, но представляет собой неприемлемое отрицание человеческого достоинства».

Примет ли Минск решение о моратории на смертную казнь с учетом нынешней волны потепления отношений с Европой, активизацией диалога? И если намерен сделать этот шаг, то зачем бросать вызов, расстреливая сразу троих?

Андрей Полуда допускает, что властями могло двигать желание «подчистить коридор смерти, чтобы с чистого листа ввести мораторий». Или же Минск решил повысить ставки в переговорах с Европой, предположил правозащитник.

Кроме того, объясняет он, в законодательстве четко не закреплены сроки приведения приговора в исполнение. «Как правило, проходит около года, — сказал Полуда. — И если совпадает время у нескольких человек, то могут расстрелять в один день».

Мораторий в обмен на кредиты?

В свою очередь директор Центра европейской трансформации (Минск), политолог Андрей Егоров отмечает, что введение моратория белорусские власти могут воспринимать как уступку ЕС и потерю лица.

«Позиция Минска по возобновлению отношений с ЕС риторически выглядит таким образом: Европа вела раньше себя по отношению к Беларуси неправильно и применяла разные меры давления с целью вынудить к каким-то действиям, которые мы не признавали никогда как правильные и не хотели совершать, — сказал Егоров. — Но ЕС, мол, осознал, что Беларусь — хорошая страна, которая играет важную роль в процессе мирных переговоров по Украине, и вообще стабильная и так далее, поэтому ЕС признал все свои ошибки и начал с нами сотрудничать».

Таким образом, рассуждает политолог, Минск считает, что ничего в принципе выполнять не обязан. Такая позиция заметна во всех сферах, где нужны реформы: отношение к политической оппозиции и гражданскому обществу, образование и становление академических свобод, экономика.

«Из-за такого отношения мы и видим отсутствие прогресса во всех этих сферах, — считает Егоров. — По сути, Минск занял позицию «любите нас такими, какие мы есть». И, к сожалению, это не очень позитивная позиция в переговорах, где часто требуются взаимные уступки для продвижения».

Введение моратория — это в нашем случае прежде всего вопрос цены: что Минск хочет получить за это и что ЕС может дать. «Интересы Минска достаточно прозрачны — он хочет макрофинансовой поддержки и инвестиций, то есть всего, что будет выражено в больших деньгах», — сказал политолог.

ЕС, у которого достаточно сильны позиции в Международном валютном фонде, мог бы посодействовать выделению кредита для Беларуси, несмотря на то, что ряд выставляемых МВФ условий страна не выполняет.

«Еще есть структурные фонды ЕС, программы Европейского инвестиционного банка, которые могут быть существенно увеличены для Беларуси, — перечисляет Егоров. — Еще есть особые фонды помощи третьим странам, которые находятся в хороших отношениях с ЕС в текущий момент и могут претендовать на помощь из антикризисных фондов ЕС. Беларусь даже в свое время в 2009 году подавала туда заявку. Тогда, по понятным причинам, ЕС не мог позитивно ее рассмотреть. Сейчас такие надежды могут быть у белорусского правительства».

При этом собеседник не уверен, что за символические действия вроде моратория на смертную казнь, а не ее полную отмену, Брюссель готов делать слишком щедрые подарки.

Власть не хочет показаться слабой?

В то же время ЕС готов обсуждать варианты поддержки, но чтобы они стали реальностью, от Минска требуются не обещания, а конкретные шаги, показывающие реальную волю белорусских властей проводить изменения. Таким образом «Минск должен доказать свою кредитоспособность», подчеркнул Егоров.

Среди таких реальных шагов он называет начало давно обещанного процесса приватизации, сокращение государственного субсидирования госпредприятий, реформу оплаты жилищно-коммунальных услуг и все тот же мораторий на смертную казнь.

«Причем этот шаг достаточно легко дался бы Минску, — подчеркивает Егоров. — Но одновременно это очень явный такой шаг».

Однако загвоздка, по мнению собеседника, в том, что «Минск может воспринимать это как знак того, что подчиняется давлению со стороны ЕС». В таком случае руководство страны «не хочет вводить мораторий, чтобы не потерять лицо».

Татьяна КОРОВЕНКОВА, Naviny.by