Пока правительство молчит и мямлит…

22 августа Александр Лукашенко провел совещание с руководством экономического блока страны. Не отчет правительства, а совещание. Должно быть, созрела необходимость поговорить об экономике. Самое время. Жаль, что был выбран такой формат — не было ни одного независимого ученого, ни одной реальной альтернативы нынешнему экономическому курсу. Глава страны знает мнения и позиции всех, с кем сидел за одним столом.

Смысл совещания был, очевидно, не в том, чтобы заслушать дежурные оптимистические отчеты премьера А. Кобякова или его заместителей. Реальная, а не «нарисованная» в отчетах коммерческих организаций и Белстата ситуация гораздо сложнее. Поэтому, вероятно, разговор шел об оставшихся ресурсах нынешней модели «Совок/Госплан», о критичности накопленных шлаков и неликвидов, состоянии исполнительской дисциплины и о возможных реальных источниках роста и развития.

Тот факт, что власти публично заявили о выходе на 100-процентную оплату населением ЖКУ с 1 января 2017 г. (кроме тепловой энергии), говорит о том, что уже реально прижало.

А. Лукашенко задал правительству 10 вопросов. Вот как я бы на них ответил.

Вопрос 1. Как сработали отрасли экономики в первом полугодии, и каковы реальные возможности выполнения годовых прогнозов?

Ответ: Переливание из пустого в порожнее. Не решили ни одну структурную проблему. Набрали долгов под завязку. Промышленность накачали кредитами. Половина стройорганизаций мертва. 2/3 с/х организаций без господдержки убыточны. Инвестиционная засуха продолжается. Качество промышленных товаров недопустимо низкое. Развитие в 2017г. доказало, что программа V пятилетки (2016—2020) уже провалена. Руками, действиями и идеями именно тех людей, которые были на совещании. Экономический блок нынешней власти (за редким исключением публично молчащих несогласных) — это пресловутая дохлая лошадь. Проводить с ней совещания — это как разговаривать с духами далекого прошлого.

Вопрос 2. Как выполняются мои поручения по контролю за ценами в стране, за ценообразованием?

Ответ: Цены контролируются. Уже более 20 лет. Поэтому у нас цены на многие товары выше мировых. В малой открытой экономике цены должны быть свободными. Это аксиома. Нет ни одной успешной страны мира с государственным регулированием цен. А Беларусь с ее ручным управлением ценами за последние 20 лет стала страной-лидером мира по инфляции. А инфляция, как известно, это грабеж самых бедных и бюджетников.

Вопрос 3. Еще в прошлом году мы договаривались, что на каждое сокращенное рабочее место должно быть создано новое высокопроизводительное. Но у нас по-прежнему предприятия продолжают больше увольнять, чем принимать на работу. В чем дело?

Ответ: Тут нельзя не согласиться с версией ответа самого А. Лукашенко: «На бумаге новые рабочие места вроде бы и создаются, а на деле сплошное очковтирательство». Именно сплошное. Горько смотреть на совещание, на котором никто не может публично заявить о гигантской структурной проблеме на рынке труда. В этой старой структуре ~700—800 тысяч работников лишние. А глава страны делает вид, что верит в магические способности правительства создавать рабочие места, тем более высокопроизводительные. Из серии «я сам обманываться рад»…

Вопрос 4. Как мы выходим на запланированный уровень заработной платы по отраслям и регионам? Не усугубляется ли расслоение общества по доходам?

Ответ: Правительство выходит на обещанные $500 или BYN1000 точно так же, как создает новые высокопроизводительные места. Точно так же, как борется с инфляцией. Точно так же, как выделяет деньги из бюджета только прибыльным, перспективным предприятиям. Т. е. сплошное очковтирательство. В белорусской экономике в ее нынешней структуре собственности и системе управления нет капитала, в том числе человеческого, чтобы зар­плата была $500 к концу 2017 г. Распорядители чужого могут «нарисовать» зряплату. Но это мы уже проходили.

Вопрос 5. Что мы имеем сегодня в этой связи с продовольственной безопасностью?

Ответ: Домашние хозяйства находятся в зоне высоких продовольственных рисков. Почти 42% потребительских расходов тратится на питание. В среднем белорусское домашнее хозяйство переплачивает за продукты питания $300—400 в год. Т. е. будь у нас мировые или хотя бы региональные цены, то мы бы в год не проедали одну лишнюю месячную зарплату. Сельское хозяйство остается колхозно-совхозным, что является форменным издевательством над землей, работниками сельского хозяйства и налогоплательщиками, которые каждый год дотируют агробаронов, как минимум, на $1,5—2 млрд.

Вопрос 6. Хотелось бы посмотреть с другого конца на эту проблему: рынок сегодня есть для льнопродукции, для нашей ткани, для наших изделий как внутренний, так и внешний?

Ответ: Когда после 20 лет поддержки отечественного льноводства до сих пор не прояснен вопрос, есть ли кому продавать то, что производят наши государственные предприятия, то на льноводстве в его нынешней форме и состоянии выгоднее поставить большой жирный крест. Это значит приватизировать и позволить конкурировать. Аморально каждый год направлять деньги не на повышение зарплат молодым врачам и учителям, а на аграрных льнобаронов, которые кормят главу страны и налогоплательщиков пустыми обещаниями.

Вопрос 7. Сегодня настало время заняться этими проблемами (строительством молочно-товарных комплексов). Это величайшее наше достижение, что мы в свое время вовремя схватились за эти молочно-товарные комплексы.

Ответ: Настало время оценивать каждое предприятие, каждый вид экономической деятельности не по валовым показателям, объему использованных кирпичей, освоенных погонных метров или площади возведенных коровников, а по чистой прибыли, возврату на инвестиции, динамике производительности труда, динамике доли на внутреннем и внешних рынках и т.д. При наличии в белорусском молочном хозяйстве безусловных лидеров есть хронические аутсайдеры и лузеры. Нет смысла держать их в госсобственности.

Вопрос 8. Я поручил конструкторам к уборочной 2018 года обновить модель комбайна «Полесье»…. создать суперкомбайн, который будет превосходить импортные аналоги.

Ответ: Импортозамещение — это разрушение экономики, выброшенные на ветер деньги. Комбайны, грузовики или тракторы, которые, едва доехав к потребителям, ломаются и сыплются, не имеют права на получение денег налогоплательщиков. Принуждать сельчан закупать такую технику — это заведомо обрекать их на потерю качества, денег и проигрыш в конкурентной борьбе.

Вопрос 9. Как обстоят дела в строительной сфере — жилье и другие объекты?

Ответ: Половина строительных организаций, по сути, банкроты. Рынок недвижимости сдувается, но его корректировке мешает ценовая негибкость гос­органов как крупных арендодателей. Цены на землю задираются. Налоги на недвижимость и землю больно бьют по карманам. Иностранным инвесторам на рынке недвижимости не рады. Когда каждая покупка недвижимости сопровождается выяснением отношений с налоговой, многие беларусы с деньгами предпочитают покупать недвижимость за рубежом. Когда до 20% стоимости объекта недвижимости — это «организационно-подготовительные работы», то его раскрепощение является разумной мерой. Но ее нет. Зато есть мощное девелоперское лобби, которое через генеральный план Минска надругается над тысячами семей, выгоняя их из семейных домов. Для них в городе нет ни земли, ни достойной компенсации, чтобы можно было приобрести или построить эквивалентное жилье.

Вопрос 10. Какова ситуация с финансовой стабильностью, экспортом товаров и услуг, диверсификацией?

Ответ: С экспортом в I полугодии 2017 г. просто повезло, с том числе с ценами. Продавали то же самое, тем же самым, просто внешняя конъюнктура улучшилась. Это не заслуга правительства. Диверсификации как не было, так и нет. Новых экспортных товаров от новых производителей как не было, так нет. Когда 50 предприятий формируют львиную долю экспорта, есть основания говорить о сильной уязвимости экономики от традиционных экспортеров. В плане ликвидации барьеров для белорусских производителей на европейском и других рынках правительство ничего не сделало. Получение Беларусью статуса страны с рыночной экономикой от Евросоюза не состоялось, а переговоры по вступлению в ВТО опять перешли в вялотекущую фазу.

Финансовая стабильность обеспечивается посредством очень дорогих внешних кредитов, долларизацией внутреннего долга. Доля плохих кредитов в банках остается высокой (~14%). Причем не проведена работа по идентификации токсичных активов и их нейтрализации. Институт банкротства скорее мертв, чем жив. Его сковывает гипертрофированно большая роль государства, которое своих не сдает, а чужим (частному сектору) не платит.

USPB.ORG