Виктор Хурсик: Национальная идея должна строиться на истории, а не на мифах

— Десять лет назад вы одним из первых рассказали о преступлениях партизан в белорусской деревне Дражно Стародорожского района и даже отсидели за инакомыслие 15 суток. События тогда развивались бурно, а потом все как-то затихло. Почему?

— Властям, особенно местным, Дражно было нужно, чтобы показать умение бороться с политическим инакомыслием. Установка креста в этой деревне контролировалась районной властью и сотрудниками силовых структур (о чем я и не подозревал). Последовавшие штрафы и аресты придали этой теме политический окрас. Меня, скажем, посадили за «организацию несанкционированного мероприятия», видимо, такой была в отношении меня изначальная установка. Но я — журналист, не политик. Я расследовал обстоятельства сожжения деревни и не собирался на этом делать политический капитал. Поэтому все затихло.

Я не буду собирать деньги на памятник, зарабатывать на этом и делать себе имя. У нас этим занимаются люди от власти. Придет время, и в Дражно, возле кладбища, где покоится прах невинно убиенных, будет возведен мемориал в память жертв этих преступлений. Я в это верю.

— Вы понимали, что разрушение мифа будет воспринято очень остро, и сознательно вызывали огонь на себя?

— Конечно, я понимал значимость того, о чем пишу. Признаюсь, мне было не совсем приятно это. Семьи многих белорусов так или иначе имели с партизанами связь, мой дядя-партизан был схвачен и пропал в Тростенце. Были среди партизан настоящие герои. Уже тот факт, что немцы передвигались по железным дорогам только днем, говорит о результатах партизанского движения. Вопрос войны очень сложный.

Но на руках были факты. Железные, архивные. Часть свидетельств была получена путем опроса очевидцев событий. Но вдруг ошибка? И тогда я пошел на встречу с единственным живым тогда еще партизанским комбригом Виктором Ильичом Ливенцевым, чья бригада сражалась в непосредственной близости от Старых Дорог. И он подтвердил, что такое преступление было совершено (имеются фотоснимки беседы с ним и диктофонная запись).

Работа с документами в Национальном архиве Беларуси показала огромную разницу в послевоенной подаче партизанского движения как безошибочного по отношению к тем, кого партизаны убивали, и фактическим состоянием дел. От рук партизан наряду с захватчиками гибли ни в чем не повинные люди. В партизанских отрядах нередко процветало пьянство, мародерство. В дневниках отдельных партизанских отрядов, которые сдавались в архив в 1944 году, всего по две-три боевые операции. Никто не хотел умирать…

— Через пять лет вы разрушили миф о том, что Калиновский был нашим национальным героем и отстаивал интересы Беларуси, что наверняка не понравилось приверженцам противоположных взглядов…

— Калиновский осуществлял террор в отношении своего народа, такой человек не может быть национальным героем. Я призываю в свидетели 600 человек, убитых за год его килерами-кинжальщиками. Эти белорусы были убиты из-за угла, они не могли произнести ни слова в свое оправдание, подавляющее число из них — шляхта средней руки. Разве может братоубийство возводиться в ранг национальной идеи? Да и в пропаганде борьбы с «москалями», начитавшись Герцена, он дело вел к социальному, а не национальному протесту. Трудно вообразить, как выглядела бы Беларусь по Калиновскому, свободная от русских управленцев и своих, белорусских, землевладельцев. Диктатура мужиков — это что-то очень близкое к диктатуре большевиков. К сожалению, в Беларуси никто никогда научно не занимался всеобъемлющей картиной восстания, у нас нет ни одного доктора наук по этой важной теме.

— Как вы вообще относитесь к тому, что история некоторых государств сплошь состоит из мифов?

— Мифы — это продукт необозримого прошлого. Национальная идея должна строиться на истории, а не на мифах. В гитлеровской Германии она строилась на мифе о нибелунгах, о превосходстве арийской расы, там воспевалась Валькирия, которая угощала убитых воинов. К чему эти увлечения привели — известно.

— Зачем их создают и почему так категорично и даже воинственно относятся к любым попыткам не только думать, но и хлопать в ладоши?

—Миф о «непобедимости» страны или сверхмощном оружии, которым она обладает, наполняет сердца ее обитателей блаженством превосходства. Граждане готовы отдать себя в руки той самой Валькирии, которая поставит у их трупа кружку с медом.

Иначе зачем такая страна, сказал как-то один из известных политиков. В другой стране создают миф о безгрешности. В третьей — о том, что из всех славян граждане этой страны наименее славянистые, прямо нибелунги из Запорожской Сечи… Это дикая мифология! Это перевод мышления масс от созидательного потенциала к разрушительному. Я считаю,белорусам нет необходимости упражняться в мифологии. Соберем звенья истории в одну цепь — и сами себя зауважаем.

— Недавно состоялось перезахоронение останков известной меценатки белорусского Возрождения Магдалены Радзивилл. Вы написали про нее книгу, а накануне опубликовали большую статью, но вам даже не дали выступить на церемонии перезахоронения. Почему это произошло, что вы хотели сказать?

— Мне кажется, что многие явления нашей действительности осуществляются по сценарию. При перезахоронении праха Магдалены Радзивилл я в этот сценарий не попал. Здесь нужны были «актеры» иного плана, актеры влияния, я бы сказал… Они, как правило, присутствуют на различных общественных мероприятиях, но везде как специалисты одного дела. Было их полно и в этот раз. Особенно меня удивила заключительная часть — четко составленный список выступающих с традиционным в конце: «Еще желающие есть? Желающих нет. Закрыто». И это в храме!..

«Несписочные» были лишены возможности высказать свои чувства. Я же хотел рассказать о путях становления Магдалены Радзивилл как личности, ее детстве, поступках, роли в общественной и политической жизни Северо-Западного края, ее борьбе с русским шовинизмом и польским национализмом.

— Как складываются ваши отношения с Союзом белорусских писателей?

— Мои отношения с СБП никак не складываются. Я из него не вышел, меня не исключали. Я по-прежнему стою на тех позициях, на которых и стоял: СБП из центра национального возрождения, коим он был в 1990-е, давно превратился в маргинальную структуру с непонятным финансированием.

— Легко ли в Беларуси быть книгоиздателем? У вас есть какие-то приоритеты?

— Пожалуй, я скажу, что издателей в Беларуси не притесняют. Каждый из нас работает в правовом поле и издает то, на что горазд. Предварительной цензуры у нас нет. Большинство изданий заказные, за деньги заказчика, работа на магазин очень ограничена. Основную массу литературы в наши магазины поставляют российские издатели. Хороший выход — найти грант на издание книги.

В этой суете мы далеки от европейского и даже российского издателя, доход которого формирует читательский спрос, где тиражи книг довольно высоки. В нашем обществе пока не сформирована потребность в книге, а раз нет спроса, нет и предложения. Я стремлюсь реализоваться в издании книг по истории и краеведению. Огромный пласт нашей культуры и истории скрыт в польскоязычных изданиях XVIII—XIX столетий. У меня целый список того, что в этом плане нужно переводить в ближайшее время на белорусский язык. Речь идет о белорусских авторах, личностях, событиях. Речь идет об истории, не о мифах.

— Мешает ли политика объективности автора?

— Янка Купала создавал свои шедевры в условиях царской России. Внутреннюю политику в это время называли «разгулом реакции». Гению она не помешала.

Художественное творчество и журналистика — разные вещи. В вашем вопросе я прочел другой подтекст: мешает ли журналисту объективно писать оглядка на резиденцию президента? Понятно, если оглядываться, то мешает…

— Сколько книг выпустило ваше издательство на данный момент? Какую вы считаете лучшей? Чего нам ждать в ближайшем будущем?

— Я издал более четырех сотен наименований книг (от брошюр до книги весом в три кило). И никого из авторов обижать не буду. А вот из коллег отметил бы Змицера Колоса. Это гигант современной издательской мысли. Мне по душе его политика — знакомить белорусского читателя с шедеврами мировой литературы. На счету у Змицера более двадцати пяти авторов, произведения которых он перевел лично — явление уникальное в нашей духовной культуре. Пора правительству подумать над наградой этого человека.

В моих ближайших планах издание полной биографической книги о роде и судьбе Магдалины Радзивилл (выйдет в конце мая), издание труда польского ученого о войне России с Польшей 1792 года, ряд краеведческих изданий.

Мифы развенчивать не буду, а вот вернуть в нашу историю имена двух незаслуженно забытых женских персон в ближайшее время обязуюсь.

Александр Томкович

Читайте также:

Куда подевалась весна?

Философ Владимир Мацкевич: «Мы сами расслабляемся, когда режим ослабляет хватку»

Перекрашенный «запорожец» «Беларусьфильма»

За что боролись, на то и напоролись?