«Сын спросил, кто судья, — и вспомнил, что оперировал тому сердце»
Жителю Барановичей Чеславу 63 года. В ночь на 10 августа он шел к банкомату, чтобы снять деньги. Но не дошел: автозак, СИЗО, суд, штраф. Следующие трое суток мужчина, вспоминает с болью и обидой.
В 6 утра 10 августа мой сын, который раньше работал врачом в Барановичах, а последние несколько месяцев трудится в Минске, должен был вернуться в столицу на работу. В Барановичи он приезжал, чтобы проголосовать.
Перед отъездом мне нужно было дать ему немного денег. Снять наличные пытался днем, но не работал банкомат. Потом подумал, что сниму ночью — перед тем как отвезти его на вокзал. Около трех часов ночи, когда все взрывы, крики прекратились, я сел в машину и поехал. Я живу в районе детской больницы, а банкоматы моего банка — только в центре. Смотрю: улица Комсомольская где-то от перекрестка с Притыцкого перекрыта. Оставил машину и пошел пешком.
Дошел до кинотеатра «Звезда», людей вокруг почти не было. Когда приблизился к гостинице «Горизонт», увидел, что в центре очень много милиции, стоят автозаки. Подумал: бог с ними, с этими процентами (за снятие в чужом банке), пойду к банкомату на улице Царюка.
«Оборачиваюсь — на меня несутся»
Прошел двор и слышу — сзади какой-то грохот. Оборачиваюсь — на меня несутся. В амуниции, шлемах, со щитами. Часть побежала во дворы, а часть — ко мне. Подбежали, взяли за руку и сказали: пройдемте. Может, повлияло то, как я был одет — в белых шортах и майке с бело-красно-белыми полосками. В общем, меня посадили в автозак. Он стоял на площади, и я был первым, кто там оказался. Забрали телефон, и мы поехали.
Куда мы ехали, я не знал. По дороге в машину начали забрасывать еще людей. Все они кряхтели от боли. Когда автозак загрузили полностью, мы поехали в СИЗО. Впрочем, это мы поняли только тогда, когда нас уже выгружали.
«Подгоняли, как скотину — но не били»
Из автозака я выходил последним. Картина страшная: длинный коридор, вдоль стоят люди в камуфляжной форме, с дубинками. Задержанных прогоняли по этому коридору, а им ставили подножки и били. Когда я подошел, услышал команду: «Деда не трогать». Поэтому меня только тыкали в бок, подгоняли, как скотину. Но не били.
Посадили в «стакан». Это камера размером где-то полтора метра на два. Ни воды, ни туалета — ничего нет. Захлопнули дверь, и часа полтора мы там сидели. Один парень возмущался — его вывели, избили и «забросили» назад.
Потом перевели в другую камеру, где можно было хотя бы в туалет сходить, умыться.
Там к нам зашли сотрудники милиции и начали «перепись»: спрашивали фамилию, имя, отчество, дату рождения.
Потом стали по одному вызывать в отдельную комнату. Все команды — на повышенных тонах: стоять, идти! Заставили раздеться догола, осматривали, даже в рот заглядывали. Одним словом, как преступников каких-то.
«Все были избиты: кто-то больше, кто-то меньше»
В часов 8 утра нас перевели в другую камеру — уже третью за все это время. Там нас было 20 человек. Туалет со старым металлическим «очком», отгороженный на уровне пояса, раковина с водой, стол, две скамейки и двухъярусные койки. Но койки — это громко сказано. Металлические конструкции: ни одеял, ни подушек. Хочешь — ботинок или кроссовку под голову подкладывай, хочешь — прямо так ложись.
Я был самым старшим в этой камере. Самому младшему только исполнилось 18. Большинство — мужчины 25—40 лет. Все были избиты: кто-то больше, кто-то меньше.
За что мы задержаны — никто не понимал. И не знали, как сообщить родственникам, что мы здесь, ведь позвонить нам не дали.
Через какое-то время открылась «кормушка», назвали мою фамилию и дали мои таблетки. Их я должен принимать до конца жизни два раза в день, так как перенес сложную операцию на сердце. И я немного успокоился: значит, мои родные знают, где я. Уже потом дочка рассказала, каких трудов ей стоило это узнать. Ближе к вечеру мне принесли передачу с продуктами и вещами. Еду разделили на всех: остальным ничего не передавали, так как их родные просто не знали, где они.
У нас в камере появилась газета. Мы разобрали ее на части, чтобы читать и хоть как-то убивать время.
Разговаривали о том, как оказались в камере. Кто-то просто вышел из своего дома на улицу покурить и попал под «хапун». Кого-то схватили у дверей бара, один парень возвращался со свидания, а другой ехал на велосипеде на работу.
Вечером нас в первый раз покормили. Так прошел понедельник, 10 августа.
«Все было очень грубо»
Во вторник пошли вторые сутки с момента задержания. Мы понимали, что скоро нам должны предъявить какие-то обвинения.
И началась «движуха». Нас стали вызывать по одному. Заводили в комнату, где сидели милиционеры, и давали подписать уже заготовленные протоколы. Уточняли только, где и в какое время задержали. Все было очень грубо. Наклоняли над столом, давя на голову, и давали ручку. Все, что я успел увидеть, что протокол по статье 17.1 КоАП — мелкое хулиганство. Я тупо подписал, так как понимал, что что-то доказывать бесполезно.
И назад в камеру.
«Когда спрошу, какие замечания, вы отвечаете: никаких замечаний не имеем»
Переночевали ночь. В среду, 12 августа, по нам должны были вынести какое-то решение, так как с момента задержания истекало 72 часа. Мы тогда еще надеялись, что нас выпустят как незаконно задержанных. Но потом поняли, что ошибались.
Утром мне почему-то не принесли мои таблетки. Когда я услышал в коридоре какие-то шаги, начал стучать. Но за два часа никакой реакции. Я просил вызвать врача, но опять тишина. Только когда все ребята стали все вместе стучать, таблетки принесли. Где-то в час дня.
В тот день к нам приходил, видимо, старший по смене и учил правилам поведения: «Когда входит администрация, вы должны приветствовать: здравствуйте, гражданин начальник. А когда спрошу, какие замечания, вы отвечаете: никаких замечаний не имеем». И мы, как пионеры, это хором повторяли.
«10 базовых за то, что ходил к банкомату»
Судили нас в СИЗО. Меня вызвали первым — дочка добилась того, чтобы из-за моего состояния здоровья мое дело рассмотрели в первоочередном порядке. Привели в помещение, где сидели судья и секретарь. Мне сказали, что я обвиняюсь в нарушении общественного порядка. Когда я рассказал, как все было на самом деле, мне сказали: либо дело отправляют на дополнительное расследование, либо прямо сейчас выносят решение. Я понимал, что на время расследования меня оставят в камере, и не факт, что в итоге что-то смогу доказать. Мне дали штраф в 10 базовых — за то, что я ходил к банкомату.
Сначала всех тех, кого уже осудили, снова сажали в «стакан», а потом уже группами выпускали. Со мной освобождения ожидали священник и офицер.
Наказания всем давали разные. Некоторые так и не вышли из СИЗО, так как им назначили арест. Других, как и меня, штрафовали.
Мне очень больно за всех. Никто из нас ничего не скандировал, ничего не разбивал, не делал ничего противозаконного. Просто попали под «хапун», когда задерживали всех, кто попадался на пути. Мужчина, который в Боровках просто пил пиво, получил 10 базовых. Он чуть не плакал: ему сына в школу собирать, а тут придется 270 рублей отдать — ни за что.
Когда я уже приехал домой, позвонил сын и спросил, как дела. Я вкратце рассказал, как все было, и про суд тоже. Он спросил, кто судья — и я назвал фамилию.
«Надо же. Папа, так я ему делал операцию на сердце».