Рёв революций: сколько весят перемены

Это значит лишь то, что простые схемы тут не катят. Так в жизни. Так в работе и любви. И — да, именно так в революции.

В советские времена с революциями все было предельно ясно. Их было нужно любить. Без революций было ну просто никак. По ряду простых причин.

Пункт первый: это праздник трудящихся. Пункт второй: это двигатель прогресса. Пункт третий: революционер всегда прав. Пункт четвертый: поэтому все равно кто и как за это расплатится. Пункт пятый: если кажется, что это не так — смотри пункт третий.

Революция была всенародной героической сказкой. Крайне удобной от того, что она на этой земле давно отыграла свое. Нам все устроили. Оставалось только тихо гордиться. И время от времени подкидывать взрывные грузы соседям по борьбе — то в Афганистан, то в Анголу, то на Кубу. Автомат Калашникова стал главным экспортным продуктом совка и прямым доказательством неистребимости прямого революционного действия. Живи как Кастро. Танцуй как Мао. Сгорай как Че Гевара. Мертвые живут вечно.

В чем вечное обаяние революций? В параде одержимых и слепо влюбленных. В мощном выбросе адреналина и иллюзии быстрого результата. В одержимости очередным Великим Планом. В безоглядной жертвенности и острой готовности лечь под колеса локомотива истории во имя светлого завтра. С логикой тут всегда плохо. Зато все в порядке с бешеным ритмом захваченных общим маршем сердец. С глобальным спектаклем острого эмоционального голода. Революцию делают циркачи и манипуляторы. Кандидаты в суперстарз.

Важно заметить: революция — всегда про власть. Но не всегда про политику. ХХ век изобрел научно-техническую революцию, поиграл в культурные и контркультурные революции (в результате одного из таких опытов в “красной” Кампучии остался единственный уцелевший после чисток пианист) и успешно въехал в революцию информационную.

Кино — это революция. Рок-н-ролл — конечно! И «Черный квадрат» Малевича. Мини-юбки и джинс — тоже. Фэйсбук и инстаграм — разумеется! А еще я видел на Бродвее огромный плакат. Подписано: «Американский революционер». И на тебя глядит легендарный трубач Майлз Дэвис.

Что нужно для запуска революций? Белая стена и банка краски.

Ощущение исчерпанности ситуации. Кризис прежних авторитетов. Активное массовое недовольство. И план хирургического исправления реальности. То есть пустота и проект.

Иначе говоря, революции нужны критическая масса протестантов, деграданс системы, растерянность контрольных структур и пачка режиссеров светлого завтра. Кризис и лекарство.

Но в этом и подвох. Любая революция — это вторжение будущего в настоящее. Это качественный рывок, приход того, чего раньше не существовало. Именно поэтому про это новое будущее никто ничего конкретного не скажет.

Джизус. Че Гевара. Джими Хендрикс. Наждачная Дженис Джоплин. Микки Маус. Очкастый Джонни Леннон. Мама панк-стайла Вивьен Вествуд. Нормальный революционер — всегда аферист и мечтатель. Народный сказочник. Социальный планировщик и врач-убийца в одном флаконе. Вечный тинейджер с горячим стволом в затертой кобуре.

Именно поэтому ни одна революция не сбылась. Точнее, они всегда сбываются. Но никогда — по плану.

Те, кто рассуждает о режиссерах цветных революций, закордонных кукловодах и прочих долларовых агентах, явно в школе халтурили с домашкой. Иначе бы давно уяснили простую истину: революции не сочиняются, а случаются.

Это шальной перепляс больной страны. И тут совсем не террористы движут реальностью. Хотите лечить от революций? Ампутируйте больного.

Революция — не соблазнение электората десантом харизматиков, а резонанс массовых настроений. Лидеры приходят к тем, кто готов к лидерам. И ждет ответов на свои вопросы. Или, по крайней мере, того, что им кажется ответом. Шиза стучится ровно в срок. Без лицензий и дозволов. Сама жизнь делает возможным выброс жажды свободы. И ответное насилие — последний аргумент позорной власти — тоже.

Революции слабо понятны как зрителям, так и соучастникам.

Креативный хаос острой перезагрузки реальности формирует странный театр. Здесь на сцене толпится слишком много режиссеров, новые реплики прилетают из зрительного зала, актеры периодически падают в оркестровую яму. Музыканты играют то Шостаковича, то Михалка. И никто не знает, кто чей агент и когда же введут войска.

Ситуацию тянут в разные стороны. Половины игроков не видно. Общий баланс неясен. Смыслы плывут, чувства тают. В течение дня летишь маятником от эйфории до отчаяния. И наоборот. Ждешь то десант НАТО, то Путина на белом коне. То вообще ничего не ждешь, потому что сдох телефон, а на Зыбицкой винтят велосипедистов.

Британский классик Арнольд Тойнби в таких случаях говорил про «иронию истории». Его идея очень проста и абсолютно справедлива: когда общество начинает колбасить, в итоге получается не желаемое, а возможное. То, чего не планировал никто. Строили общество равных — пришла коммунистическая империя. Делали горбачевскую перестройку — и развинтили на части Советский Союз. Ждали свободы — явился колхозный диктатор. Революции всегда обманывают. Революционеры всегда обманываются. Но другого пути в будущее у нас для вас нет.

Любая революция — шоковая терапия. Нужно учиться быть заново. Поэтому так тревожно старшим. Поэтому так штырит молодых — вы-то по-прежнему и не жили. В электрическом поле революций мы попадаем в ситуацию, где все правила обнулились. И кажется, что возможно всё. Именем революции.

Изнанка безумного кайфа исправления реальности — эмоциональная слепота и идейная упертость. И если настоящий революционный политик — это поэт, то это странный поэт. Поскольку он читает только себя. И считает всех прочих поэтов ошибкой природы. Поводом для радикальной прополки нашей общей грядки.

У победоносных политических революций своя цена. Они оставляют после себя груды использованного человеческого материала и радикально перестроенное общество с новыми измерениями подчинения и зависимости. Ведь завоевания новых элит необходимо укреплять и защищать. Так после эпохи кровавого джаза наступает время торжественных заседаний. Стандартный цикл полит-перемен: триумф, террор, стагнация. До следующей ломки матриц. До новой революции.

Можно ли убежать из этого джаза? Есть ли средство от странных людей с лицензией на твое завтра? Спрошу иначе: как спастись от чужих революций? Простой ответ: делать свои. Важно помнить: революций много. Революции разные. И скорости у каждой тоже разные. Нормальная ситуация зовется несинхрон.

Политическая ломка может отставать от экономического взрыва. Технический выброс напрямую не совпадает с гражданским неповиновением. И даже без радикальной перезагрузки системы в ней постоянно случаются мощные культурные открытия.

Ритм политика, драйв технолога и кайф поэта — три разных сказки. Они могут жить врозь. И мы вправе в этом потоке выбирать свою музыку. Действовать в рост с градусом нашей личной революционности.

Что мы видим здесь и сейчас? Странную смесь. Движ не по правилам. Легальный мятеж. Неспешные прогулочные маневры. Бунт пофигистов. Критику власти без борьбы за власть. Стихийные альянсы и уличные импровизации. Легалайз свободы при полном отсутствии идейной базы массового действия.

Что еще? Четкий гражданский выбор и явное безразличие к партийной работе. Анонимный партизанинг. Замена лидеров постерами и муралами. Война колеров и кричалок.

Хватит ли этого, чтобы считать происходящее революцией? В политическом смысле — нет, не хватит. Слишком медленно. Слишком анонимно. Слишком хаотично. Слишком невнятно по результатам. Мозги меняются, а институты — неизменны. В политическом плане наша история — скорее разогрев политических трансформаций. Но еще не сами эти трансформации.

Разминка проснувшейся нации.

Но и тут есть безусловные плюсы. Да, политика тормозит. И власть не спешит отдаваться. Зато все в порядке с гражданской инициативой, боевым духом и культурой сопротивления. Мы уже живем в свою культурную революцию и уже прошли свою революцию духа.

Страна отжигает который месяц сразу на нескольких этажах своего прежнего унылого быта. И, судя по всему, обратно ее уже не загнать.

Этот дерзкий кач можно считать ежедневным упражнением в национальной гордости и публичной активности. Тренировкой в глобальном “Приплыли!”. Он делает всех нас не свидетелями, а соучастниками перемен. Которые случаются не по отмашке вашингтонского обкома. А просто потому, что время пришло. И кто-то опять взял кисть красной краски и вышел к белой стене.

Максим Жбанков, культуролог, медиа-аналитик, культурный активист