«Мне грустно от того, что у нас слабая оппозиция»

В конце августа он вынужден был уехать из страны и сейчас живет на Кипре. 1 апреля в Москве в Центре цифрового искусства Artplay Media открылась его выставка, название проекта «Оптика Цеслера». DW поговорила с художником

— Владимир, вы не любите переезды. Как привыкали к новому месту?

— Никак не привыкаешь, просто оказываешься в другой реальности и начинаешь воспринимать это как данное.

— А почему Кипр?

— Это дело случая. Друзья там оказались.

— Никакого знака от властей не поступало, что нужно уехать?

— Знакомые, которые посоветовали уехать, тоже находятся около власти. Вы думаете, провластные структуры его обожают? Просто боятся. Все же держится на страхе, это понятно.

— Есть надежда, что этот страх уйдет?

— Кончатся деньги, и люди перестанут молчать.

— Вы не в Беларуси уже больше полугода. Когда уезжали, предполагали, что это может так надолго затянуться?

— Нет, не думал. Так что зимнюю одежду пришлось покупать уже здесь. Ну зима тут такая — апельсины на деревьях висят, вот и зима. Мы даже ездили на гору Олимпос посмотреть на снег.

— Есть в этой вынужденной эмиграции какие-нибудь позитивные моменты?

— Тут климат хороший. С возрастом накапливаются разные болячки. Я помню дома осенью это все отзывалось, а здесь у меня ни разу не было какого-то физического недомогания. Видимо, это все здешний климат.

— Чем теперь ваш день отличается от обычного дня в Минске?

— Ничем. Встал, подошел к компьютеру и работаешь. Только скучаю сильно по всему. Но я понимаю, что изменений, видимо, не будет. Я уже в них не верю. Придется, наверное, подстраиваться под другую жизнь.

Это раньше я думал, что через две недели все закончится. Сейчас я понял, что он (Александр Лукашенко. — Ред.) никогда не уйдет. «Делайте что хотите, только дайте порулить». А многие думают: «Может, так и надо?»

— Что произошло с белорусами в последние месяцы? Что репрессии сделали с белорусами?

— Был посеян страх, чтобы этим страхом удержать власть. Это абсолютно сталинская позиция. Но это уже не проходит, растет новое поколение, они не жили при этом, они не знают, что это, и они никогда не будут бояться. Надо, чтобы все поняли, что эта молодежь бояться не будет. Их не запугаешь тюрьмой.

— Белорусы проснулись как нация?

— Да, конечно. Сначала вышла молодежь. Начали бить молодежь — вышли их родители. Начали бить родителей — вышли бабушки и дедушки, потом люди с инвалидностью. Я медаль Лукашенко сделал как раз об этом — награждается за содействие в объединении нации.

— Сейчас у тех, кто уехал, присутствует чувство вины. У вас тоже?

— Есть такое чувство. Но я подумал, что здесь больше пригожусь, чем там.

— Как получается заряжать свои работы таким оптимизмом?

— Я получал по поводу этого очень много писем. Трогает, когда моих работ ждут и живут ими. И я не должен останавливаться. Это какая-то святая обязанность, хоть это и громко сказано.

— Как вам вообще работается в такие времена?

— Когда существует какой-то такой душевный надлом, когда человек находится в переживаниях, это всегда на творческого человека, как мне кажется, действует очень положительно.

Даже те, кто никогда не творил, начинают писать музыку, стихи, всех пробивает на творчество. Просто людей распирает, и они начинают творить. Это, наверное, важный момент. Мне кажется, у нас очень много креативных, интересных людей.

— Кто вам импонирует из лидеров оппозиции?

— Я знаком с Павлом Латушко (бывший министр культуры, который поддержал протесты и был вынужден уехать в Польшу. — Ред.). Я считаю, он совершил довольно мужественный поступок, что перешел из аппарата на другую сторону. Вообще, мне грустно от того, что у нас слабая оппозиция. Почему-то мне так кажется.

— А что думаете о Марии Колесниковой?

— С Колесниковой мы были знакомы, еще когда она в Штутгарте училась. Мы даже думали какую-то выставку делать в ОК16. Она очень креативный человек. То, что она устроила, войдет в историю. Она молодец, ее никто не сломает. Я знаю, что она на своем месте.

— Выбрали бы ее президентом?

— Да, почему нет.