Школа или казарма?

Когда все мыслят одинаково — значит, не мыслит никто.
Гегель

В последние месяцы Лукашенко, обращаясь к любой аудитории, обсуждая самые разные вопросы, все время возвращается к одному и тому же — к прошлогоднему взрыву протестов. Эта тема занозой сидит в его сознании, не дает отклониться, мешает оглядеться, успокоиться и, наконец, перейти к решению текущих проблем страны. Прекрасной иллюстрацией этой закономерности стало его выступление на так называемом «Республиканском педагогическом совете» 24 августа. Оно во многом знаменательно, очень ярко высвечивает сущность, эволюцию режима в постпротестный период.

Сегодня в системе образования Беларуси много проблем. Ведь от его уровня зависит будущее страны, самовыживание, конкурентоспособность белорусского социума в глобальном мире. И Лукашенко говорит: «Нам предстоит перезагрузить систему образования. Сегодня это вопрос государственной важности… Перед системой образования беспрецедентный по своей серьезности вызов».

Зачем ее перезагружать? В каком направлении? Может быть, для повышения качества образования? Или чтобы сформировать из школьника творческую личность, критически смотрящую на мир,  гражданина?

Оказывается, Лукашенко имеет в виду совсем не это. Он проигнорировал все эти задачи, сосредоточившись только на одном вопросе: «правильном» воспитании молодежи. Его выступление было посвящено урокам прошлогоднего протеста и необходимости предотвращения новых вспышек возмущения.

Главный лейтмотив выступления таков: «Уроки усвоены. Случившиеся события предопределили глобальность тех вопросов, которые мы вынесли на этот педсовет… Последние события в Беларуси заставили обратить внимание на одну из главных функций образовательного процесса — воспитательную». Ведь, по словам Лукашенко, «все наши косяки, негативные события прошлого года — это наши школьные косяки».

Чем интересны эти выводы? Тем, что они противоречат всем тем оценкам прошлогоднего протеста, которые Лукашенко стремится навязать обществу. Ведь он все время твердит, что на улицу выходила маленькая (46 тысяч человек на пике протестов) агрессивная группа «уголовников», «алкоголиков», «экстремистов», «террористов», «нацистов», купленых Западом. Но если это так, то как можно говорить о глобальном, беспрецедентном вызове, вставшем перед страной? Зачем нужна перезагрузка всей системы образования?

В том то и дело, что на самом деле Лукашенко хорошо осознает масштаб прошлогоднего потрясения, понимает, что режим потерял целое поколение, что молодежь не вписывается в ту общественную модель, которую он пытается законсервировать.

Какой же выход из сложившейся ситуации он видит? Может быть, стоило бы попытаться приспособиться к настроениям молодежи, пойти навстречу ее потребностям, попытаться поговорить с подрастающим поколением на его языке, на одной волне с ним? Иначе говоря, заняться тем, что называется популизмом, чтобы расширить социальную базу своей поддержки, искать взаимопонимание с молодыми людьми.

Но нет. Ставится задача не уступать ни пяди идеологической территории, ибо малейший компромисс рассматривается как капитуляция. Именно в момент кризиса выявилась вся ригидность режима, его неспособность адаптироваться к изменившимся условиям. Решение всех проблем власти видят исключительно в принудительной легитимизации

Таким образом, главный урок, который извлекли власти из прошлогодних событий, состоит в том, чтобы идеологически правильно воспитывать молодежь, чтобы она оставалась политически лояльной нынешнему режиму, любила Лукашенко. Основное содержание перезагрузки системы образования — это формировать из школьников не граждан, а подданных государства. Исходя из логики Лукашенко, патриотизм — это не любовь к родине, а любовь к государству, которое отождествляется с нынешним режимом. Он сожалел о том, что все меньше остается людей, воспитанных на советских ценностях, и винил во всех проблемах Запад и «программы Сороса».

Финансирование образования также будет приспособлено к этой задаче. Лукашенко заявил, что «с 1 января 2022 года мы должны найти возможность значительно простимулировать в материальном плане работу классных руководителей и кураторов групп учреждений профессионально-технического и среднего специального образования». То есть зарплату будут повышать не всем учителям, которые реально занимаются образованием, а только классным руководителям, чья функция — как раз воспитание. Ведь на всех денег нет.

Какие же, по мысли Лукашенко, методы следует использовать для правильного воспитания молодежи?

И здесь — ничего нового. Способы достижения цели традиционны для режима, они предопределены раз и навсегда и не меняются, другие он просто не признает. Лукашенко формулирует их так: «Порядок и дисциплина … Наведите порядок в школе, чего бы это нам ни стоило … Я бы даже сказал больше: используйте любые методы, но наведите порядок в школе».

Любые методы — это какие? Насильственные? Вспомним, как в 2019 году произошел скандал с учительницей гомельской школы, которая пригрозила убить школьника. Тогда Лукашенко отреагировал так: «Да я на месте этого учителя голову бы отвернул щенку какому-то». Такая вот универсальная схема воспитания по-белорусски.

Можно сделать вывод, что агрессивный обскурантизм положен в основу программы превращения школы в казарму, в фабрику идеологических мифов. А учителей предполагается превратить в идеологический ОМОН, спецназ режима.

В итоге государство освобождается от выполнения еще одной функции: предоставления качественного образования. Это вслед за отказом от осуществления правосудия, реализации внешней политики, охраны границ и т. д. Государство сводит свои функции к узкой потребности выживания режима. И эта тенденция набирает обороты.

А что касается задачи, поставленной Лукашенко перед системой образования, то она вряд ли выполнима. Сомнительно, что будет эффект от этой очередной попытки идеологической вакцинации. Ибо невозможно перепрограммировать, перекодировать массовое сознание нового поколения информационной эпохи старыми кондовыми методами пропагандистской накачки и грубого насилия.

А что касается перспектив собственно самого белорусского образования, то давайте просто тихо помолчим. Как и положено в момент траура.

Валерий Карбалевич, политолог