Татьяна Щитцова: какой капитализм мы собираемся строить в Беларуси?

Нашим докладчикам, выступавшим на панели «Экономические реформы в новой Беларуси» (А. Алехнович, К. Борнукова), я задала следующий вопрос: 

— Ваши выступления были выстроены преимущественно с точки зрения перехода к эффективной рыночной (капиталистической) экономике и развития предпринимательства. Какая система реформ могла бы быть предложена с точки зрения такой задачи, как укрепление социальных позиций рабочих? 

Реакция на вопрос была неожиданной: прозвучало, что это навешивание ярлыков и оторванное от реальности философствование. 

Хотела бы думать, что это досадное недоразумение, поскольку с большим уважением отношусь ко всем нашим экспертам, выступавшим на конференции. 

И, конечно, я настаиваю на важности заданного вопроса. Если под «ярлыком» имелось в виду использование дефиниции «капиталистическая», то нужно отметить, что она используется в современной научной литературе по социальным наукам как объективное определение типа экономических отношений, то есть не является сходу «ругательным» словом, как это было в СССР. 

Вместе с тем начиная с Маркса в западном мире существует традиция критики социальных противоречий капитализма и порождаемых им форм социального неравенства (в западном мире такая самокритика является элементом либерально-демократической политической культуры). Сегодня в глобальном (не только левом!) экспертном/научном сообществе, включающем экономистов, политологов, социологов, философов, существует консенсус на предмет того, что современный тип капитализма, который сложился в либерально-демократических обществах — так называемый неолиберальный капитализм, — является бесперспективным и крайне деструктивным типом социально-экономических отношений. 

(Поэтому моим вторым вопросом спикерам было: в какой мере при разработке реформ учитывается критика современного неолиберального капитализма?) 

Отсюда главный вопрос: какой тип капитализма мы собираемся строить? (уклонение от употребления слова «капитализм», естественно, не избавит нас от необходимости принимать решения, свойственные капиталистической экономике). В этой связи обращает на себя внимание также тот факт, что коллеги из России отметили: озвученная беларусскими экспертами программа реформ, в целом, повторяет программу российских реформ 90-ых годов (приватизация и т.д.). Но программа российских реформ как раз ориентировалась на модель западного неолиберального капитализма.

---

Читайте также: Ошибка – говорить «ошибка»

---

И здесь есть вторая сторона вопроса, которую следует упомянуть. В дополнение к глобальной критике неолиберального капитализма, сегодня также существует консенсус относительно того, что подражание западным либеральным демократиям в постсоциалистических обществах (в рамках транзитологической логики) себя не оправдало. 

Павел Данейко не раз подчеркивал, что Беларусь в этом плане пошла особым, неимитационным путём, что позволило постепенно сформироваться некоррумпированному частному предпринимательству и положительной репутации частного бизнеса в обществе. 

Это отличие, несомненно, является ценной предпосылкой для предстоящих реформ, поскольку должно поспособствовать установлению более-менее здоровой атмосферы в конкурентной рыночной среде. 

Но само по себе это социально-экономическое преимущество не отменяет актуальности вопроса о том, какой капитализм — какую систему отношений между трудом и капиталом — мы собираемся строить? 

В частности: как будет осуществляться приватизация? / смогут ли рабочие быть акционерами предприятий? / если сохраняется контрактная система, как она должна выглядеть? и т.д. / Last but not least. Обсуждение этих вопросов важно не только «на перспективу», но и в контексте актуальной политической повестки. Стало общим местом сокрушаться по поводу того, что не получилось организовать всеобщую забастовку. Звучало много нелицеприятных слов в адрес рабочих. Очевидно, что критики не учитывали системных/структурных факторов, которые для организации массовых протестов важны не менее, чем личное моральное негодование. 

Атомизация рабочих, отсутствие сильных независимых профсоюзов, отсутствие некоего аналога классовой солидарности — всё это результаты многолетней политики госопекунства промышленных предприятий в условиях авторитарного госкапитализма. Учитывание этих факторов позволяет (хотя бы отчасти) ответить на вопрос, почему рабочим было проще выйти на общие марши, чем организоваться внутри соответствующих предприятий. 

И, наконец, понимание этих факторов подводит ко вполне определенному требованию: чтобы можно было надеяться на мобилизацию рабочих как внутри себя организованного класса, нужно предложить очень ясную картину тех социально-экономических позиций, которые реформаторы планируют для рабочих в новой Беларуси и которые будут выглядеть убедительной и привлекательной альтернативой нынешнему положению дел. 

Татьяна Щитцова, доктор философских наук