Преодолевая авторитаризм: path-dependence и новая гражданственность
Прошел год, как Беларусь вступила в период тяжелейшего социально-политического кризиса – самого тяжелого за всё время существования этой постсоветской страны.
2021 стал годом масштабных репрессий и массовой вынужденной эмиграции: наступил период политической реакции госаппарата на революционный подъем гражданского общества 2020 года.
Одновременно с этим, 2021-ый был годом 30-летия распада СССР, геополитического и идеологического коллапса, имевшего глобальное историческое значение и положившего начало новой, постсоветской, эпохе для огромного региона.
«Постсоветской» совсем не обязательно – и не сразу – означало «не-советской». История трансформаций бывших советских социалистических республик – это история постепенного преодоления path-dependence, зависимости от советского прошлого. За три десятилетия ближайшие соседки Беларуси – Литва, Россия, Украина – прошли в этом отношении очень разные пути.
Литва форсированно влилась в ЕС, идиосинкратически стряхнув с себя налет советской идеологии, не ставшей в этой стране «своей» благодаря сильному антидоту в виде национально-демократических традиций.
Украина, минув два Майдана и мобилизацию национального патриотизма, уперлась в два системных препятствия, с которыми ей предстоит каким-то образом разобраться: внешнюю угрозу («необъявленную войну») со стороны России и внутреннюю со стороны патрональной модели демократии.
Россия после первоначального периода «олигархической анархии» переработала советское прошлое в определенном смысле по-гегелевски: обретя при Путине новую политическую устойчивость в патрональной автократии, основывающей свою идеологию на реактуализации идеи империи.
Среди европейских постсоветских стран Беларусь, на пару с Россией, пошла по пути переработки советского авторитарного наследия в «превращенную форму» постсоветской автократии. При этом режим в своей политике, идеологии и официальной риторике демонстрировал – и нарочито подчеркивал – больше скреп с советским, нежели режим Путина. В этой связи политическая реакция на демократический протест 2020-21 гг. может рассматриваться как судорожное усилие сохранить модель власти, которая «кровно» связана с советским режимом, прекратившим свое существование 30 лет назад.
Характерно, что к последним президентским выборам мы пришли с той же проблемой, что и коммунистическая партия СССР к 1990 году: утратой морального авторитета и идейного лидерства. Под давлением массовых демонстраций руководство СССР решилось тогда на чрезвычайную меру, исключив из советской Конституции статью о монополии КПСС на власть: колосс дал трещину, за которой вскорости последовало и полное разрушение.
Нужно подчеркнуть, что стремительное крушение советского коммунистического проекта в период с 1989 по 1991 было контекстуально связано с чередой «бархатных революций» 1989 года, положивших конец коммунистическим режимам в Центральной Европе. В этом отношении массовый демократический протест в Беларуси в 2020 г. разворачивался в существенно ином международном контексте, который мог, скорее, укреплять веру руководителя государства в перспективность авторитарного правления, несмотря на отчетливые признаки кризиса народного доверия.
Синхронизация беларусского авторитарного режима с новыми автократиями и антилиберальными тенденциями в Центральной и Восточной Европе создала видимость попадания Беларуси в генеральные тренды социально-политических трансформаций в европейском регионе, в результате чего некоторые эксперты даже предложили переименовать беларусского правителя из «последнего» в «первого» диктатора Европы.
Однако генеалогия и характер нашего режима – в особенности отсутствие необходимой легитимирующей поддержки со стороны народа – не позволяют сделать лидера РБ «своим» в компании новых европейских автократов (о чем красноречиво свидетельствует его нынешняя «нерукопожатность»).
Новейшие правые и авторитарные тенденции в европейских странах обусловлены разочарованиями в той модели либеральной демократии, которая сформировалась на почве неолиберального капитализма и долгое время считалась образцовой и безальтернативной (Фукуяма стал в этой связи автором глобального философского мема о «конце истории»). Беларусский авторитарный режим возник и вплоть до сегодняшнего дня удерживает власть в силу совершенно иных причин, связанных в том числе с советским наследием в социально-политическом устройстве государства.
Его формирование и устойчивость в первые десять лет правления были обусловлены соответствием его политического курса базовой потребности людей в обретении более-менее стабильной социально-экономической опоры после краха СССР. Как и в других постсоветских странах, распад Советского Союза был встречен в Беларуси противоречивыми переживаниями: экзистенциальная тревога из-за утраты привычной мировоззренческой системы координат и государственной системы социальной защиты сочеталась с надеждами на возможность построения принципиально иного общества.
Надежды, пробужденные еще на этапе Перестройки, были связаны с двумя генеральными направлениями: либерализацией (включавшей переход к рынку и демократизацию социальных институтов) и возрождением национального сознания. Поэтому общественно-политическое движение, которое в конце 80-х составило реальную альтернативу коммунистической партии, было национально-демократическим – его название заключало в себе сильный мобилизующий месседж: Беларусский Народный Фронт «Возрождение».
Однако после распада СССР проект национального возрождения, продвигаемый БНФ, не смог конкурировать с предложением, которое появилось а первых президентских выборах в истории независимой Беларуси. Представая в сознании избирателей как альтернатива советской коммунистической власти (воплощенной тогда в фигуре В. Кебича), альтернативный кандидат дал понять, что его курс – это, фигурально выражаясь, сохранение СССР в отдельно взятой стране, только… без коммунистической диктатуры.
Никто не думал тогда, что популистская победа приведет к новой диктатуре: после референдума 1996 года не только либерально-демократический принцип разделения властей, но и партийная модель распределения ответственности были отклонены президентом, не желавшим никаким образом ограничивать свою власть как суверена.
Так произошла квазиархаизация государственной власти: форсированный переход к patria potestas, власти Хозяина, которая чем дальше, тем больше обнаруживала черты hybris.
(Окончание следует)