TOP

Ресурсозависимые — vs. трудозависимые государства

Как долго русская власть (власть моносубъекта) и соответствующий ей тип государственности сможет противостоять формирующейся снизу полисубъектности? Ответ на этот вопрос не в последнюю очередь зависит от сроков перехода мировой экономики на возобновляемые источники энергии.

Изображение: Depositphoto

                                                                                 Продолжаем серию публикаций Сергея Николюка

                                                                                 «Политология для чайников». Итак, глава 6, ч. 2-2

Такая зависимость обусловлена тем, что основные доходы авторитарные режимы на постсоветском пространстве и в первую очередь в России получают не за счет эксплуатации населения, а за счет экспорта природных ресурсов, т.е. ренты, что позволяет получать доходы, существенно превышающие издержки.

Простой пример. На момент подготовки настоящей главы цена нефти сорта Urals составляла $ 85 за баррель при себестоимости добычи одного барреля в России около $ 17. Чувствуете разницу? Эта разница и обеспечивает стабильность путинского варианта русской власти, с этой разницы кормится и ее белорусский аналог.

Немного статистики от российского финансиста Андрея Мовчана: «Государство живет налогами. Люди настолько управляют государством, насколько они участвуют в формировании государственного бюджета. В России 50% государственного бюджета до последнего времени формировалось за счет безликой нефти, которая не имеет отношения к гражданам России никакого и еще 30% почти, 27 формировалась за счет импортного НДС и импортных акцизов и пошлин. Почти 80% бюджета России формируется без участия фактически населения России. Соответственно население России получает распределение из этого бюджета в огромном объеме, 35% населения зависит от бюджета. А еще у нас есть пенсионеры, инвалиды, дети и так далее. Которые по определению зависят. И естественно, в этих условиях население, которое все видит и понимает, даже если не может объяснить словами, просит сверху и получает сверху».

Государства, основным источником доходов которых служит природная рента, проходят по категории ресурсных государств. Ресурсная экономику порождает ресурсную политику и ресурсную социальность.

Политико-экономическая система современной России и современной Беларуси — это, по сути, система управления рентой. Рента от экспорта природных ресурсов после ее первоначальной концентрации в Кремле и Дворце Независимости трансформируется в административную ренту, распределение которой напрямую зависит от позиции социальных групп во властной иерархии. Первыми у корыта, естественно, оказываются силовики и государственные служащие.

«Положение этих околовластных и экономически влиятельных групп, — поясняет социолог Лев Гудков, — в меньшей мере зависит от успешности ведения бизнеса, его инновационности, от производительности труда, оптимизации управления и изменений в мотивации труда, чем от связей с администрациями разного уровня».

В экономиках, основанных на сырьевой ренте, не народ кормит власть налогами от производительной деятельности, а наоборот, власть кормит народ, распределяя остатки сырьевой ренты. В итоге зарплата становится получкой, пенсии — не заработанным ресурсом, а благотворительностью, выделяемой по повелению лидера нации.

Как долго способен существовать такой тип экономики и вскормленные им элиты и общества? Бесконечно долго при условии достаточного объема рентных доходов.

Тучка на горизонте у ресурсного Союзного государства, однако, имеется и не одна, а как минимум две. Первая сформирована трендом на отказ западных экономик от использования углеродосодержащего ископаемого топлива. Разумеется, потребуются годы, чтобы этот тренд начал сказываться на возможности пополнять российский бюджет рентными доходами. Специалисты спорят о сроках, но в том, что нефть и газ повторят судьбу угля, игравшего еще в первой половине XX века ведущую роль в энергетическом балансе промышленно развитых стран, сомнений не возникает.

Несколько цитат из книги «Природа зла. Сырье и государство» профессора русской литературы и истории культуры в Кембридже Александра Эткинда: «В 1850 году доля угля в энергетическом балансе Англии составляла 90%. Добыча и потребление угля удваивались каждые пятьдесят лет.

Уголь был настоящим субстратом Промышленной революции, без него она могла состояться, но была бы другой. Ее применение необратимо меняло характер того общества, которое экономический историк Тони Вригли назвал «органическим».

Взрывной рост населения и его концентрация в промышленных городах, так характерные для XIX и XX веков, были прямым следствием угольной революции. Как мерзнущий человек льнет к печке, так население сосредотачивалось в городах, близких к шахтам.

Замечательная книга Митчела «Углеродная демократия» утверждает, что разные химические формы карбона имеют разные политические черты. Энергетический переход от угля к нефти определил политический переход от социал-демократии к неолиберализму.

Последняя угольная шахта в Англии закрылась в 2015 г. Шахтерские регионы стали одними из самых бедных в Европе. На референдуме 2016 г. Йоркшир голосовал за выход из Европейского союза».

Энергетический переход от угля к нефти и газу позволил российской цивилизации и ее сателлиту Белорусской модели не только продлить свое существование в истории, но и совершить переход от авторитарного политического режима к неототалитарному.

Сможет ли отказ от углеводородного сырья в пользу возобновляемых источников энергии развернуть отмеченный выше переход вспять? Надежда имеется. В течение двух десятилетий XXI века Россия ежегодно экспортировала на 10% больше, чем импортировала. Это дает более 200% кумулятивного роста. Однако государственные и частные активы росли гораздо медленнее. Причиной было бегство капитала. Аналогичные процессы происходили и в Казахстане. Они и стали в конечном итоге причиной бунта на первый взгляд бессмысленного и беспощадного.

Большинство современных государств можно разделить на ресурсо- и трудозависимые. Классическая политэкономия с ее трудовой теорией стоимости имеет отношение только ко второму типу государств, в которых элиты заинтересованы в развитии прав собственности, внутренней конкуренции и публичных благ. В первом типе государств нефть и нефтепромышленники сами по себе, а население — само по себе. Ресурсное проклятие, однако.

Вклад авторитарных государств в мировую добычу нефти в настоящее время превышает 50% (России — около 12%), и пока цены на «черное золото» в разы превышают себестоимость его добычи, надеяться на демократические преобразования в этих государствах не приходится.

Но ветряки крутятся, а солнечные батареи в полном соответствии с явлением, открытым в 1887 г. немецким физиком Генрихом Герцем, передают энергию фотонов света электронам. И каждый дополнительный ветряк, и каждая дополнительная солнечная батарея приближают конец нефтегазовой эры в истории человечества, конец авторитарных/неототалитарных политических режимов, вскормленных на углеводородной ренте.

У второй тучки на горизонте ресурсозависимых государств на постсоветском пространстве имеется автор, официальным местом жительства которого значится Кремль. В силу ряда внутренних причин этот автор непрерывно генерирует вызовы объединенной Европе, в том числе используя экспорт природных ресурсов (в первую очередь газа) в качестве средства для достижения своих целей.

Вызовы порождают ответы. Таков один из основных законов природы. На наших глазах у европейских потребителей растет понимание того, что энергоимпорт из России является фундаментальной угрозой безопасности. От понимания (от слов) европейцы переходят к делу. Прокомментирую данную мысль высказыванием российского социолога Григория Юдина: «США, судя по сообщениям, активно заняты поиском свободных мощностей, которые могли бы заменить для Европы выпадающие объемы в случае, если Россия начнет энергетическую войну. Сейчас, конечно, чрезвычайная ситуация, однако этот шаг в принципе представляет собой первую реальную попытку отвязать европейское энергопотребление от зависимости от России. Этот вопрос поставлен».

Поставленный вопрос — это дополнительный стимул как для мощного экологического лобби, так и политиков, настороженно относящихся к вставшей с колен России. Вопреки ожиданиям Кремля, газовый шантаж привел к росту сплоченности европейских стран и к стимулированию инвестиций в технологии, призванные снизить зависимость от российских углеводородов.

 (Продолжение следует)

Присоединяйтесь к нам в Фэйсбуке, Telegram или Одноклассниках, чтобы быть в курсе важнейших событий страны или обсудить тему, которая вас взволновала.