О роли культурного капитальчика в формировании аналога 37-го года

Вспомним короткий анекдот: ««Мясокомбинат им. Клары Цеткин приглашает к сотрудничеству крупный и мелкий рогатый скот». Понятно, что итоги сотрудничества с точки зрения администрации мясокомбината и скота, независимо от размера рогов, скорее всего не совпадут.

Сложно представить себе белоруса, находящегося в здравом уме и твердой памят, и выступающего против сотрудничества, а тем более против единства?

Единство белорусского народа — основа независимой страны. Такова надпись на аверсе медали «За единство». А что отчеканено на ее реверсе? Переворачиваем медаль и читаем: «Гуртом і батька легше бити».

Перед нами пример амбивалентности (от лат. ambo — «оба» и лат. valentia — «сила»), т.е. двойственного отношения к чему-либо. Об этом необходимо помнить профессиональным идеологам. В расколотом белорусском обществе справедливость пословицы «Как аукнется, так и откликнется» не очевидна. Откликнуться может самым неожиданным образом.

Идет постмодернистская гражданская война всех против всех

Но вернемся к единству, и поможет нам в этом фрагмент интервью российского политолога Владимира Пастухова на «Эхе Москвы».

А. Венедиктов ― Такая «забавная» история: в Севастополе устанавливали памятник Примирения с фигурами белого офицера и красноармейца. С одной стороны, Путину пришло письмо «Собрания офицеров России», которое обвиняло белых офицеров, что они предатели, эмигранты, негодяи, что они не должны стоять. А с другой стороны, общество потомком офицеров где-то в Берлине или в Париже прислало, что вот эти, которые нас расстреливали из пулеметов, сдавшихся офицеров, не должны стоять на одном памятнике. Это в прошлом году. Это не в 54-м.

В. Пастухов ― Это блестящая иллюстрация, но немного другого. Это иллюстрация того, что власть живет этим языком новояза знаменитого оруэлловского, где «примирение» означает «раздрай». То есть власть одной рукой насаждает в обществе войну всех против всех, и поощряет на самом деле абсолютную нетерпимость. Вот все эти истории с вечно обиженными, вечно оскорбленными чувствами, которые началась с дурацкой выходки «Пусси Райот», а закончились поощрением нетерпимости в обществе. Потому что теперь каждое чувство, даже самое мерзкое считается четырежды оскорбленным. И это привело к тому, что в обществе реально идет такая постмодернистская гражданская война всех против всех. И вот над этой постмодернистской войной, которую власть поощряет, от которой она подзаряжается энергией и без которой она реально уже не может управлять этим обществом, она пытается водрузить ханжеский памятник Примирения, одну из этих идиотских, надуманных идей, которые в бесконечном количестве поставляются администрации президента, окучивающих эту администрацию людьми. Одна из таких пустышек-идей: Давайте примирение устроим. И кто-то пишет записку в Управление внутренней политики, а кто-то ее читает…

А. Венедиктов ― А что ж плохого-то примирение устроить хотя бы в истории.

В. Пастухов ― Нужно реально примирение. Реальное примирение идет тогда, когда вы перестаете при помощи Следственного комитета травить сторонников одной идеи сторонниками других идей. Реальное примирение идет тогда, когда вы перестаете насаждать некий стандарт взгляда на историю, уничтожая всех тех, кто с этим стандартом не согласен. В обществе нет никакого реального примирения. Плохая идея в том, что это все вранье и ханжеская идея.

Уже не власть управляет террором, а террор управляет властью

К этому перечню следует добавить, что о политике, направленной на формирование народного единства в Беларуси можно будет говорить лишь тогда, когда в государственных СМИ смогут высказывать свои мнения противники Белорусской модели и ее архитектора.

Народного единства можно добиваться через выстраивания консенсуса с помощью диалога или с помощью маргинализации и физической ликвидации противников «линии партии». Соответствующий опыт на постсоветском пространстве имеется в избытке. Ничего нового выдумывать не требуется.

Обращаясь к советскому опыту подавления инакомыслия и инакомыслящих необходимо помнить, что подавление – это не событие, а процесс, имеющий свою логику развития. Оно начинается с репрессий и заканчивается террором. Различие между первым и вторым поясняет на «Эхо Москвы» Владимир Пастухов.

— Террор живет сам по себе. Эту мысль я пытаюсь донести до читателей и слушателей достаточно давно. Лет 10, наверное, последних. Когда мы говорим о репрессиях и авторитарном режиме — мы говорим о чем-то, что в той или иной степени является управляемым процессом и имеет четко выраженный вектор. Когда общество от репрессий переходит в стадию террора, у меня есть большие сомнения, что террором как явлением кто-то может управлять. Уже не власть управляет террором, а террор управляет властью. Потому что у него появляется своя внутренняя логика и огромный маховик. И этот маховик уже работает таким образом, что тот, кто запустил его, оказывается в положении персонажа известного, советского мультфильма «Ну, погоди!», где волк бежит впереди катка.

Так вот власть, которая запустила этот террор — она оказывается в какой-то момент в положении этого волка. Потому что ты можешь только каток с горы спустить, а дальше ты можешь только бежать впереди него. И Сталин, запустивший этот механизм, он не мог его остановить. Он мог его подправить, притормозить, мог свои 5 копеек вставить, но остановить он его не мог. И сейчас, я думаю, что уже поздно. Это все развивается в своей логике.

Эти тенденции развиваются, начиная с января 2020 г., когда был послан четкий сигнал о переформатировании Конституции на новых началах. Хотя все решили, что это только о том, чтобы правил вечно (Владимир Путин. — Ред.). Это совсем не о том было.

Все тенденции потихоньку фокусируются в одну точку. Массовый террор, потенциальная опасность в любой момент вляпаться в крупную войну и так далее. Поэтому нас ждут крайне интересные, но, к сожалению, беспокойные годы перемен.

Реальность четвертого срока Владимира Путина, увы, впечатляет…

В Год исторической памяти, объявленный в Беларуси, подобные рассуждения политолога вызывают ассоциации с 1937 г. Насколько такие ассоциации оправданы? По мнению российского политолога, 1937 г. в «нашей России» — эта не отдаленная перспектива, это реальность четвертого срока Владимира Путина, данная россиянам в ощущениях. Разумеется, время внесло свои коррективы. Вот как их поясняет политолог Владимир Пастухов.

— В принципе, ничего сейчас такого особенного, чего не было в 37-м году, не происходит, то есть происходит то же самое. То есть система съехала с резьбы сейчас, но тогда она съехала с резьбы в обществе, в котором был свежачок еще из 100 миллионов, потерявших ориентацию в пространстве крестьян. Это была историческая память о только что прошедшей гигантской революции и резни гражданской войны. Мир был другим при всем при том. Потому что кровожадность, она была в воздухе. Другие были представления о возможном и невозможном. То есть, грубо говоря, не было ста прожитых после этого лет. То есть эта разница, она, как ни смешно… потому нет сейчас 37-го года – только потому, что за 100 лет какой-то небольшой опыт и капитальчик-то культурный скопился. А так, в принципе, не будет этого вроде бы незаметного культурного капитальчика, по политическим, по институциональным своим параметрам может быть 37-й год вполне. Ничто не мешает развиться в 37-й год.

Спасибо культурному капитальчику, накопленному в процессе сталинской индустриализации и постиндустриальной трансформации при его многочисленных преемниках. Спасибо, спасибо…

Больше добавить нечего.