В поисках ответа на вопрос: «Готовы ли белорусы платить за собственную оборону, за собственное государство?»
Кому война, а кому и мать родна. Согласно «Левада-центру», рейтинг одобрения деятельности Владимира Путины с 63% в ноябре вырос до 69% в январе. Россияне — люди мирные. Кто бы спорил. Но из этого факта не следует, что бронепоезд должен ржаветь на запасном пути.
Во времена Николая I рассуждать о бронепоездах в привычку еще не вошло, тем не менее император природу подвластной ему территории и населения понимал правильно: «Россия — страна не промышленная и не сельскохозяйственная. Мы держава военная».
Непонимание этой базовой истины стоило Михаилу Горбачеву власти. Ни Наполеон, ни Гитлер сокрушить военную державу не смогли, хотя были к этому близки. Эти примеры показывают, что главным вызовом для империи является не война, а мир. Переносить испытание голодом россиянам не привыкать, чего не скажешь об испытании изобилием.
Какова природа парадокса? По мнению политолога Игоря Клямкина, история России — это история страны, веками культивировавшей милитаристский менталитет, подчинивший весь жизненный уклад населения и определивший в итоге его отношение с государством. Поэтому периодические демилитаризации, вызванные перенапряжением внутренних сил, требовали перехода от принципа силы к принципу права, от приказа к закону, что вело к демонтажу жестко централизованного государства.
«В России, — поясняет политолог, — люди привыкли осознавать общий государственный интерес только как интерес военный, который возникает, когда есть враг и угроза большой войны. Что такое общий интерес в мирной жизни, здесь понимают плохо, и как только начинается демилитаризация, общество рассыпается на отдельные части, атомизируется».
Коллективизм российского разлива — это производная от сплоченности вокруг фигуры национального лидера в ответ на внешние угрозы. Как тут не вспомнить «крымский консенсус», когда 90% населения страны в милитаристском угаре поддержало оккупацию полуострова.
Что послужило причиной массовой эйфории? Неужели возможность нежиться на черноморской гальке? Сомневаюсь. И до оккупации никто не мешал россиянам предаваться столь почтенному занятию. «Крым наш» — это не про материальные приобретения, это про возможность утереть нос америкосам.
Немного социологии
В ноябре 2021 г. 63% россиян сожалели о распаде СССР. В лидерах поводов для сожаления «Разрушение единой экономической системы» — 49% и «Потеря чувства принадлежности к великой державе» — 46% (опрос «Левада-центра»).
Среди государственных институтов, пользующихся наибольшим доверием, неизменно фигурирует армия. Это в России. Но мы живем в Беларуси. Согласно масштабному социологическому исследованию, проведенному в конце 2021 г., 70,7% респондентов доверяют армии.
Насколько результат, зафиксированный Институтом социологии НАН РБ, соответствует реальности? В данном случае вполне. На протяжении почти четверти века Независимый институт социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ) заоблачность рейтинга доверия армии подтверждал.
Доверие — абсолютная гуманитарная ценность. Уровень доверия к власти — это уверенность, что политики (политик в белорусском случае) стремятся сделать жизнь людей лучше. Но при чем тут армия?
Актуальным этот вопрос может быть только для читателей, невнимательно ознакомившихся со вступительной частью настоящего опуса. Тем не менее прибегну к помощи социолога Льва Гудкова:
«Структура доверия воспроизводит характерный разрыв между символической значимостью авторитарных институтов (президент — персонифицированная суверенная власть, церковь — ведомство «веры», армия), с одной стороны, и недоверием к институтам, определяющим возможности политического участия граждан (профсоюзы, партии, НКО, парламент) — с другой».
Низкое доверие к незнакомым людям — прямое следствие отсутствия формальных норм регуляции, таких как право и мораль. Можно сколько угодно противопоставлять нашу духовность их ханжеству и зацикленности на материальных благах, но воз диффузного индивидуализма, застрявшего среди родных болот, сдвинуть не получится.
Низовым доверием к своим дефицит институционального доверия не компенсирует, а последнее является «смазочным материалом» общественного и в первую очередь экономического прогресса».
С помощью своего тезки российского экономиста Сергея Гуриева дополню социологическую статистику статистикой экономической: «Российские компании стоят примерно как шесть их годовых прибылей. В других странах показатель составляет в среднем 12, на других развитых и развивающихся рынках — 15-16, в Америке и Индии — 20-25. Т.е. в России огромный дисконт по сравнению с сопоставимыми экономиками».
Три вопроса
Интересный пример: в 2018 г. в ходе опроса, проведенного в рамках проекта World Values Surve (Всемирное изучение ценностей), на вопрос «Вы гордитесь тем, что Вы —белорус?» утвердительно ответило 47,7% пенсионеров и лишь 5,3% студентов!
Не исключено, что такое расхождение следует объяснить успехами пропаганды в формировании в стране не гражданского, а государственного национализма. Для пенсионеров, получающих информацию о событиях в стране и мире главным образом через государственные СМИ, нет принципиальной разницы между ощущением себя белорусом и подданным Государства для народа.
Молодые и образованные люди эту разницу прекрасно чувствуют. Это создает проблему при попытке ответить на три вопроса, поставленных в Послании-2022. Для тех, кто запамятовал, напомню: «Готовы ли вы, белорусы, платить за собственную оборону, за собственное государство?», «Вы готовы платить за эту дорогую вещь, имя которой — суверенитет и независимость?» и «Готовы ли вы быть инициативными и работать на себя?».
Последний вопрос выпадает из триады. Ответ на него зависит от готовности государства предоставить белорусам возможность самостоятельно выбирать не только работу, но и политический режим.