Двойная жизнь Чеслава Немена. Сегодня – день рождения нашего легендарного земляка

Почему старая деревенька стала известной теперь всему миру

Это до Второй мировой войны Старые Василишки, известные с ХV столетия, были немаленькой деревней – как-никак, 250 жителей насчитывали. Сейчас они, как принято говорить, неперспективные – с населением почти в 10 раз меньшим. И в перспективные им никогда не выбраться – в двух километрах находится агрогородок Василишки, в котором для 2000 жителей есть работа и полный набор «агрогородокских» благ.

Но раз уж Старые Василишки имеют такое название, вероятно, они возникли раньше своей почти полной тезки, при этом всегда находясь в ее тени. Василишки уже в ХV веке были местечком и центром повета, потом староства. Первый деревянный храм здесь построили полтысячи лет назад, каменный – еще в XVIII веке, на 110 лет раньше, чем старовасилишковский костел святых Петра и Павла.

Но 16 февраля 1939 года у Старых Василишек появился шанс затмить своего соседа. Правда, тогда в деревне об этом никто не знал. В тот день сорока на хвосте разносила по дворам, как всем казалось, рядовую новость: Анна Выджицка родила сына.

Хотя сейчас ясно, что новость-то была исключительной, ведь именно новорожденный, которого назвали Чеславом Юлиушем, был тем шансом незаметной деревушки стать известной в Старом и Новом Свете. Конечно, этого могло и не произойти, ведь шанс – только возможная вероятность, если хотите, счастливый случай.

Но все сложилось, звезды сошлись и уже не расходились, и теперь словосочетание «Старые Василишки» гуглят в самых разных странах, в навигаторах набирают именно эти два слова, сюда специально приезжают туристическими автобусами и автостопом кто за десятки, а кто за тысячи километров через несколько границ, а ухоженные Василишки проезжают транзитом, несмотря на их более старый костел, наличие симпатичных коттеджей, просторного Дворца культуры и современного молочно-товарного комплекса на 1190 дойных коров.

Стремительный полет яркой звезды

Семья Выджицких репатриировалась в Польшу в 1958 году. Чеславу тогда шел двадцатый год, он умел хорошо играть на баяне, аккордеоне и органе, за плечами у него была десятилетка и неполных два курса Гродненского культурно-просветительского училища, из которого его исключили за пропуски занятий.

Но уже через четыре года он вошел в десятку лауреатов фестиваля молодых талантов в Щецине, затем создал несколько своих групп и писал для них песни. И какие песни! Публика принимала из на ура, звезды польской эстрады не могли понять, что слушатели находят в этом мальчишке – кричащем и по-дурацки одетом, некоторые проводили параллели между ним и «Битлз», а Марлен Дитрих попросила разрешения исполнять его песню Czy mnie jeszcze pamiętasz («Ты меня еще помнишь»).

В течение трех последующих лет – первые зарубежные гастроли: Чехословакия, Югославия, ФРГ, Швейцария, Швеция, Венгрия. Дважды с группой Niebiesko-Czarni Чеслав приезжал во Францию, чтобы выступать в парижской «Олимпии».  Именно перед поездкой в Париж ему сказали: «Слушай, французы не выговорят твою фамилию – Выджицки. Возьми-ка себе псевдоним». И предложили: «Немен». Под ним он и вошел в историю музыки и своей страны, позднее псевдоним стал фамилией его второй жены и двух дочерей.

В 1967 г. на фестивале в Ополе Чеслав Немен представил свою песню Dziwny jest ten świat («Странен этот мир»).

Dziwny jest ten świat,                                    Странен этот мир,

Gdzie jeszcze wciąż                                       Где до сих пор

Mieści się wiele zła                                        Живет так много зла.

I dziwne jest to, że od tylu lat                        И странно то, что уже столько лет

Człowiekiem gardzi człowiek                        Человека презирает человек.

Dziwny ten świat, świat ludzkich spraw        Странен этот мир, мир дел людских,

Czasami aż wstyd przyznać się                    Порой даже стыдно признаться

A jednak często jest, że ktoś słowem złym    Как часто кто-то злословием

Zabija tak jak nożem                                      Убивает словно ножом.

Lecz ludzi dobrej woli jest więcej                  Но людей доброй воли больше,

I mocno wieżę w to że ten świat                    И твердо верю в то, что этот мир

Nie zginie nigdy dzięki nim                            Не погибнет никогда благодаря им.

Nie nie nie  nie                                               Нет, нет, нет.

Przyszedł już czas, najwyższy czas               Настало уже время, самое время

Nienawiść zniszczyć w sobie                          Ненависть уничтожить в себе.

И до этой песни Немен был любим публикой, попасть на его выступления считалось удачей. Но песня «Странен этот мир» – не то протест, не то декларация – стала до боли созвучна мироощущениям молодежи – от подростков до уже обосновавшихся в жизни 30-летних, а ее автор – их единоличным кумиром, если не сказать духовным лидером.

Диски Чеслава Немена, воспоминания о нем самых разных людей, его многочисленные интервью показывают нам человека невероятно творческого – певца, композитора, оранжировщика, но также философа и гуманиста.  Да, тексты многих песен он написал сам, но если заимствовал чьи-либо стихи, то очень глубоких поэтов – А. Асныка, Ц. Норвида, К. Тетмайера.

Его совсем непростые университеты…

Свои университеты Чеслав Выджицки постиг в отрочестве и юности, которые пришлись на годы, когда репрессивная машина тоталитарного государства периодически то неслась по большаку, всех сбивая на своем пути, то притормаживала на обочине, давая путникам тщетную надежду на свободное перемещение.

Не в этих ли университетах искать истоки гуманизма уроженца Старых Василишек? Его родители до рождения сына и дочери всю сознательную жизнь прожили в межвоенной Польше. Семьи, костел и школа воспитывали детей в этих местах в духе любви к Богу и Речи Посполитой. Естественно, религиозность и патриотизм были свойственны и детям Выджицких. Бытие определяет сознание –эта аксиома истинна для любого общества.

Чесь с сестрой не могли не слышать разговоры старших о событиях сентября 1939-го. Где-то солдат с Востока встречали празднично, с хлебом-солью, а здесь они для всех были оккупантами. Антипатии к новой власти усиливались прямо пропорционально слухам или фактам о пленении и помещении в концлагеря солдат и офицеров польской армии, убийствах сотрудников учреждений бывшей польской администрации. Но если селяне оперировали отдельными фактами, то сегодня известно, что НКВД уничтожил десятки тысяч польских военнослужащих, полицейских, представителей интеллигенции, причем точное количество жертв никто не берется назвать.

У жителей Старых Василишек надолго хватило пересудов и о выборах в Народное собрание, состоявшихся 22 октября 1939 года. Люди были в недоумении от того, что в каждом избирательном округе баллотировался только один кандидат, что были запрещены все партии, кроме коммунистической, что исчезали люди, выражавшие несогласие с властью. Только за 17 дней октября арестовали 4 315 человек.

Как и в каждом государстве, жители Старых Василишек далеко не всегда были довольны действиями сотрудников польских администраций разного уровня. Но они не могли понять, за что приговариваются к длительным срокам бывшие чиновники, судьи, руководители предприятий.

Масла в огонь подливали и назначения на разные должности исключительно приезжих из восточных районов БССР и многих областей России. Даже учреждения здравоохранения возглавили неместные управленцы и доктора. Так, в Барановичах ими стали специалисты из Москвы, Ленинграда, Вологды, Петрозаводска. Для работы на железной дороге в Белосток прибыли 300 человек, в том числе даже уборщицы.

Если в сентябре 1939-го в Западную Беларусь приехало 2 тыс. «восточников», как их называли в Старых Василишках, да и не только здесь, то через четыре месяца к ним добавилось еще 17 тыс. кадров в основном из Российской Федерации. Эти люди изъяснялись, естественно, только на русском языке, не знали – и что хуже всего – часто не стремились узнать местный уклад жизни, национальные особенности и обычаи. Они не пользовались уважением жителей населения Западной Беларуси, их всех называли «большевиками», вкладывая в это слово пренебрежительный оттенок, и видели в них агентов НКВД.

Наверное, односельчане Чеслава Выджицкого не всегда были правы в своем огульном отрицательном отношении к приезжим россиянам. Среди них, без сомнения, были и толковые специалисты, и опытные управленцы, и люди с замечательными человеческими качествами. Не их вина, что они стали первыми вслед за Красной Армией «освободителями» Западной Беларуси. Их к этой миссии как следует не подготовили, но именно на них как на незваных гостей выплеснулась первая волна народного негатива.

До Старых Василишек наверняка доходила информация о шагах новой власти по укреплению экономической составляющей промышленности и сельского хозяйства отошедшей к стране территории. Сюда поступало оборудование, стройматериалы, трактора, сельскохозяйственная техника. Но эта информация растворялась среди обилия другой – о массовом ущемлении гражданских свобод и терроре в отношении всех слоев населения.

Вторая мировая война вернулась в Старые Василишки после 21-месячного перерыва на мотоциклах и автомобилях, в серой униформе и с непонятным языком. Для жителей деревни его носители, как и солдаты-носители понятного в 39-м, были оккупантами, уничтожившими вместе с советами их государство.

Едва ли не первое, что сделали представители «культурной нации», создали в Василишках гетто для проживавших там более 1200 евреев. А 10 и 11 мая 1942 года их и евреев, привезенных из других мест, уничтожили во рвах на еврейском кладбище. Всего 2159 человек.

Чеслав Выджицкий не мог не знать об этой трагедии: его родители жили с евреями бок о бок всю жизнь. Мальчик, подрастая, ходил мимо их домов, в которых жили уже совсем другие люди, мимо их магазинчиков, которые уже не были магазинчиками, потому что при советской власти в деревнях могла торговать только потребкооперация.

Не мог Чеслав не слышать и героически-романтические истории об Армии Крайовой, провозгласившей своей целью воссоздание польской государственности, для чего сначала было необходимо разбить нацистов, а затем с помощью Англии и Америки – коммунистов. Кто-то из его земляков вступил в ее ряды, но после войны об этом старались вслух не говорить, потому что при советской власти об АК принято было молчать.

А если и говорили, то или плохо, или очень плохо. Ведь часть солдат Армии Крайовой в январе 1945-го не подчинилась приказу своего командования о роспуске АК и продолжала борьбу с советской властью методами террора и уголовщины.

Жители Старых Василишек и окрестных деревень 7 июля 1950 года были шокированы страшной новостью: в соседней деревеньке Артюши кто-то ночью убил две семьи – бывшего председателя сельсовета и его односельчанки. В одном доме застрелили 50-летнюю хозяйку и троих ее детей – 17, 16 и 13 лет. В другом тяжело ранили мать и убили ее 20-летнюю дочь и 14-летнего сына, а потом еще одну дочь, которую настигли в соседнем дворе. Через два месяца стало известно: дело рук бывших солдат АК.

Не перейти красную линию

Когда подошло время, Чеслав Выджицкий пошел в Василишковскую школу, в которой детей обучали (и обучают) на русском языке. После войны родители парня, как и их односельчане, смирились с тем, что советская власть уже никуда не денется и что нравится она или нет, но с ней надо как-то ладить.

Но у многих была красная линия, перейти которую означало предать свою веру, свою нацию и свой род. Именно о их позицию  разбивались аргументы атеистов о вреде религии и усилия учителей по воспитанию их детей исключительно в духе марксизма-ленинизма; они, несмотря на давление, добивались, чтобы дети в метриках были записаны поляками, а их собственные имена в документах соответствовали тем, под какими их крестили, – Ежи, Ян, Леокадия, Геновефа, а не так, как требовали власти, – Юрий, Иван, Лидия, Евгения.

Среди них была и семья будущего Немена, оставшаяся с фамилией Выджицких, хотя работники сельсовета за это поплатились, потому что согласно инструкции должны были написать Выдрицкие.

Чесику и его ровесникам едва ли не с начальных классов приходилось лицемерить. В школе им прививали уважение к одним авторитетам, идеологизированным ценностям и историческим датам, а в семье – к другим. Но дети очень быстро осваивались в такой двойной жизни, не задавали учителям ненужных вопросов и получали хорошие оценки по истории и обществоведению, ходили, за исключением немногих, с красными галстуками, вступали в комсомол. Это было для них обязательным приложением к учебе, смыслом которого они за ненадобностью не проникались.

Выджицкий-старший не хотел уезжать в Польшу, тянул до последнего: она была для него уже чужой. Но говорил, что должен репатриироваться, потому что там детям будет лучше. Все указывает на его правоту, хоть сам об этом не узнал: через два года умер от рака.

Его сын стремился освободиться от пут двойной морали и, зная на примере своей малой родины о страданиях, к которым приводит насилие над личностью и обществом ради той или иной цели, через все свое творчество пронес идею гуманизма – не абстрактного или законодательно утвержденного, а присущего каждому человеку на генетическом уровне, который надо просто разглядеть в себе, извлечь из глубин своей сущности и не побояться с ним жить вопреки конформизму    и эгоизму.

Первая половина ХХ века отметилась в Старых Василишках и их окрестностях  многими событиями, антагонистичными понятиям толерантность, свобода, любовь в ее библейском понимании. Достаточно было таких событий и в Польше,  приютившей семью Выджицких.

Когда Немен открывал мюнхенскую Олимпиаду 1972 года песней «Странен этот мир», то был уверен, что сопричастен к празднику, а оказалось – трагедии: при освобождении заложников, захваченных террористами, погибли 11 израильских спортсменов. Всех этих конфликтов и происшествий, ужасов и страхов было довольно, и Немен не мог о них молчать.

«Вот откуда во мне крик и спазм», — сказал он автору этих строк в 1976 году во время гастролей в Минске.

Сегодня в Польше Немену ставят памятники, его именем называют улицы и площади. Но ведь Чесь из Старых Василишек хотел другого.

Странен этот мир…