Политология для чайников. В поисках разгонного блока беларусской революции (часть вторая)

(Окончание. Смотри начало по ссылке)

Третье поколение горожан

Наличие противоречия между культурой, под которой будем понимать набор поведенческих программ, и социальными отношениями способно обострить раскол до такой степени, что для возврата общества из состояния политического возбуждения в привычное ему состояние политической апатии требуется революция.

Согласно опросу ВЦИОМ, проведенному до распада СССР в марте 1991 г., при ответе на вопрос «Кем Вы себя считаете в первую очередь: гражданином СССР или гражданином республики, в которой живете?» 69% беларусов назвали себя гражданами СССР, а 24% — гражданами БССР. Абсолютный рекорд, если учесть, что даже среди русских, проживающих в других республиках, доля «советского человека» оказалась ниже — 66% (22%). Для сравнения, среди эстонцев данное соотношение оказалось принципиально иным — 3% к 97%!

Согласно Юрию Леваде, основными чертами советского человека являются принудительная самоизоляция, государственный патернализм, эгалитаристская иерархия и имперский синдром. В так называемые «застойные годы» перечисленным культурным чертам соответствовали социальные отношения. Это соответствие (симфония, в терминологии Юстиниана I) и поддерживало стабильность на протяжении всей эпохи «дорогого Леонида Ильича Брежнева».

Инновации Горбачева за считаные годы до неузнаваемости изменили привычную социальную среду советского человека: альтернативные мнения в СМИ и демонтаж «железного занавеса» разрушили индивидуальные коконы самоизоляции; государство, прекратившее регулярно выплачивать пенсии и зарплаты, большинством населения перестало восприниматься как свое; рассыпались привычные партийные, советские и производственные иерархии, в результате тот, кто еще вчера был всем, неожиданно стал никем и наоборот; Великая держава, первая запустившая в космос искусственный спутник и человека, пошла по миру с протянутой рукой.

Социальная среда изменилась, но человек остался прежним, советским. Получив впервые в своей жизни возможность выбирать, он двумя руками проголосовал за кандидатов, обещавших восстановить привычную советскую социальность. Таких кандидатов в 1994 г. в Беларуси было четверо: экс-директор совхоза, народный депутат Александр Лукашенко, премьер-министр Вячеслав Кебич, председатель колхоза Александр Дубко и секретарь ЦК Коммунистической партии Беларуси Василий Новиков. На четверых они собрали 72% голосов от числа проголосовавших или 57% от списочной численности избирателей. Суммарные показатели их политических противников, выступавших за европейский курс развития (лидер Белорусского народного фронта Зенон Позняк и экс-председатель Верховного Совета Беларуси Станислав Шушкевич), составили 23% и 18% соответственно. Несложно заметить, что результат получился близким к «предсказанному» ВЦИОМ.

Александр Лукашенко, таким образом, — это беларусский ответ на социокультурный кризис, в котором социальные отношения в своем развитии стремительно обогнали культуру. Беларусская стабильность, остававшаяся национальным брендом на протяжении почти четверти века, свидетельствует о том, что этот ответ устраивал большинство беларусов.

Развитие культуры и социальности подчиняются различным законам. При отсутствии жесткого регулирования оба базовых проявления человеческой деятельности развиваются естественным путем, что позволяет им «притираться» друг к другу. Однако в условиях неравномерного развития, характерного для Нового времени, элиты стран третьего мира периодически охватывало желание «догнать и перегнать», что открывало дорогу экспериментам с социальностью. При этом вклад культуры в отставание, как правило, не осознавался. Соответственно и развитию культуры должного внимания не уделялось.

В результате величина допустимых социальных новшеств (шаг новизны в терминологии А. Ахиезера) начинал превышать адаптационные способности культуры, что порождало массовое чувство дискомфорта. Последствия, к которым способно привести превышение шага новизны, можно наблюдать на примере Октябрьской революции, спровоцированной столыпинскими реформами.

«Столыпин, — по мнению историков Юрия Пивоварова и Андрея Фурсова, — хотел спасти самодержавие и избежать революции. Вышло с точностью до наоборот, а Гражданская война полыхала «от темна до темна» наиболее жестоко именно там, где преуспели столыпинские реформы, — на Юге и в Поволжье».

Если кризис начала 90-х был спровоцирован достижением допустимого значения шага новизны за счет неспособности культуры оперативно адаптироваться к социальным инновациям, то в настоящее время мы наблюдаем обратную картину. Культура, подобно хамелеону из африканской пословицы, несмотря на то, что ползла медленно, но за четверть века доползла до вершины баобаба.

Произошла своеобразная рокировка. Она была ожидаемой. В стране, в которой дискредитировавшая себя в прошлом модель социальности была объявлена образцом для построения настоящего и будущего, сменилось поколение.

В 1975 г. доля городского населения в Беларуси превысила долю сельского. 45 лет — достаточный срок, чтобы о себе заявило третье поколение горожан.

Смена поколений способствовала и развитию IT-сектора беларусской экономики. В 2019 г. экспорт Парка высоких технологий составил $ 2,2 млрд (+$ 0,8 млрд к 2018 г.). Парк практически на 100% обеспечил рост экспорта услуг по стране. Однако после 9 августа говорить о пролонгации успехов IT-сектора сложно. Согласно опросу, проведенному dev.by, 59% беларусских ИТ-специалистов участвовали в протестных акциях, а 49% помогают финансово пострадавшим за взгляды.

В условиях «жидкой современности» (З. Бауман), когда скорость перемещения в пространстве становится важным фактором социальной стратификации, после 9 августа начался исход специалистов из Беларуси. По информации на 6 октября в Украину с начала протестов переехало более 1200 ИТ-специалистов, в Польшу — около 800.

Перспектива социальной повестки

Революции XX века, затронувшие и территорию современной Беларуси, запускали «колебательный контур». Поэтому начинаясь как буржуазные, они заканчивались как бунты архаики. Но за три последних десятилетия структура занятости населения существенно изменилась. В частности, доля работников сферы услуг практически удвоилась и составила по итогам 2020 г. 61,3%.

Этого оказалось недостаточно для блокировки сил, выступающих за сохранение статус-кво, т.к. одного из обязательных условий для победы революции (раскола элит) не наблюдалось. Практически всем представителям властной «вертикали» и их обслуге сегодня есть, что терять. Этим современная ситуация отличается от перестроечной.

Беларусский протест, несмотря на его массовость и беспрецедентную продолжительность, не был направлен непосредственно на смену власти. Ни в масштабах страны, ни на локальном уровне не возникло ситуаций, которые можно было бы трактовать как двоевластие. Из этого, однако, не следует, что усилия протестующих были напрасными. Беларусское общество уже никогда не будет прежним. Наработанный опыт совместных действий — это главный итог беларусской революции, точнее, его начального этапа.

По мнению российского политолога Владимира Пастухова, движение за общедемократические ценности не может самостоятельно прийти к победе. «Оно должно быть привязано к чему-то большему, хотя нам кажется, что больше этого ничего быть не может». В качестве «большего» могут выступать либо национальная повестка, либо социальная, либо религиозная, либо их комбинация.

Успех Прибалтийских республик, по Пастухову, как раз и объясняется тем, что стремление в Европу совпало с национально-освободительным движением (освобождением от советской оккупации). Ничего подобного в начале 90-х в самой советской республике СССР не наблюдалось.

Рассчитывать на то, что религия подставит плечо сторонникам демократических ценностей в стране, в которой доля воцерковленных не превышает нескольких процентов, не приходится. У национальной повестки определенный шанс в этом смысле имеется. Многое будет зависеть от позиции России. Поддержка Лукашенко Кремлем отражается на пророссийских настроениях, что и подтвердило ноябрьское исследование Беларусской аналитической мастерской (БАМ) Андрея Вардомацкого, проведенное 5-8 ноября 2020 г. При ответе на вопрос «На ваш взгляд, в каком союзе государств было бы лучше жить народу Беларуси — в Европейском союзе или в союзе с Россией?» доля сторонников России составила 40% против 51,6% в сентябре. За этот же период доля проевропейски ориентированных беларусов увеличилась с 27% до 33%.

«Мы видим, что происходит сближение двух позиций — пророссийской и проевропей-ской, происходит возврат к традиционной бивекторности, которая наблюдалась в Белоруссии до момента расширения ЕС в 2004 г. После этого был подъем пророссийской ориентации, и Россия долго была в коридоре 60% в рамках вопроса, который был сформулирован в нашем опросе», — прокомментировал результаты опроса профессор Вардамацкий.

В отличие от противостояния первой половины 90-х, когда на кону было будущее (с Европой или с Россией), у современного беларусского протеста отсутствует геополитическая составляющая. При всем разнообразии лозунгов самый популярный сегодня «Уходи!», и зафиксированная БАМ динамика — прямое следствия отказа России (Путина) способствовать его реализации.

Однако надеяться на дальнейший рост доли сторонников европейского выбора не приходится. Треть, как свидетельствуют многолетние наблюдения НИСЭПИ, — это близко к максимуму. С 2008 по 2016 гг. среднее значение положительных ответов на вопрос «Если бы сейчас в Беларуси проводился референдум с вопросом, вступать ли Беларуси в Европейский Союз, каким был бы Ваш выбор?» составило 32%. Вопрос сформулирован иначе, чем в БАМ, тем не менее, порядок евробеларусов он определить позволяет.

Минимальное значение при ответе на вопрос НИСЭПИ (20%) было зафиксировано в декабре 2015 г. на пике эйфории, порожденной «Крымнаш», максимальное (49%) — в ноябре 2011 г. в условиях трехзначной потребительской инфляции и трехкратной девальвации беларусского рубля, вызванных попытками поднять среднюю зарплату до $ 500 в эквиваленте накануне президентских выборов 2010 г.

Этот пример наглядно иллюстрирует, что колебания геополитических предпочтений беларусов зависят не только от пропаганды (2015 г.), но и в значительной мере от состояния экономики. А так как в беларусской экономике государство заслуженно претендует на ведущую роль, то любые экономические проблемы ведут к росту доли противников государства в обществе, следовательно, к росту доли сторонников евроинтеграции.

Отсутствие экономической составляющей в списке причин массовых протестов существенно повлияло на социальную структуру противников режима. Работники государственных предприятий в условиях роста реальных доходов населения ожидаемо оказались в арьергарде протеста, и забастовки не стали значимым фактором давления на власть.

В условиях расколотого общества, в том числе и в вопросах геополитических предпочтений, у национальной повестки немного шансов выступить в качестве разгонного блока для борьбы за общедемократические ценности, ибо любой успех сторонников европейского пути развития Беларуси активизирует их геополитических противников. Последним помощи со стороны России по образцу Луганской и Донецкой областей Украины ждать долго не придется.

В отличие от национальной и религиозных повесток, у социальной повестки уже в краткосрочной перспективе имеется шанс выступить не только в роли детонатора новой волны протестов, но и в роли интегратора, способного на время снизить противостояния между двумя частями расколотого общества.

Описывая стадии развития революционного процесса, историк Владимир Булдаков отмечал, что «В основе социальной составляющей кризиса лежит попытка переструктурирования системы путем спонтанных попыток одних социумов выжить за счет других. Каждый из них вел «единственно справедливую» войну». Сложно не согласится с тем, что слоган «Хто з’їв моє сало» сыграл далеко не последнюю роль в «величайшей геополитической катастрофе XX века». Тем не менее отстранение коммунистической номенклатуры от власти было бы невозможно без пусть и ситуативного единения большинства советских сословий.

***

Избирательная кампания и последовавшие за ней события не стали общей бедой для расколотого беларусского общества. В этих условиях принцип «разделяй и властвуй» вполне себя оправдал. Власть поделила беларусов на патриотов и «протестунов» (они же крысы, алкоголики, проститутки). Протестуны в долгу не остались. Для своих политических противников они нашли не менее колоритный неологизм — «яБатьки».

Противостояние неологизмов — лишь один из примеров противостояния официальной и протестной символики. Тротуары, скамейки, урны, коммерческие киоски, трансформаторные будки, словом все, пригодное для нанесения лозунгов и символов, использовались в 2020 г. дворовыми художниками для выражения своих политических взглядов.

Государство отреагировало оперативно. От запрета вывешивания бело-чырвона-белых флагов на балконах и крышах домов оно перешло к запрету размещения этих флагов внутри квартир, прировняв подобные инициативы к пикетированию в случаях, когда «есть свидетели, что флаг был виден с улицы». Что касается надписей на асфальте, то подобные художества стали оцениваться сроками, измеряемыми не сутками, а 2-3 годами.

Сбить волну протестов драконовскими методами удалось. Но проблема, загнанная вглубь, проблемой быть от этого не перестает. Причине для самореализации требуется повод. В качестве такового летом 2020 г. в Беларуси выступила надежда, которую зародили в избирателях не связанные с примелькавшейся оппозицией кандидаты в президенты: банкир Виктор Бабарико, дипломат и предприниматель Валерий Цепкало, блогер Сергей Тихановский.

Уже на начальной стадии избирательной кампании, когда не сборщики подписей пошли в народ, а народ стал выстраиваться в очереди к сборщикам подписей, стало ясно, что «процесс пошел» и удержать его под контролем не получится. На слом привычного сценария власть ответила репрессиями, чем только поспособствовала мобилизации своих противников.

Главный итог 2020 г. — демаргинализация слогана «Верым, можам, пераможам!» Противников авторитарного режима, готовых к активным совместным действиям, в Беларуси оказалось не сотни, не тысячи, а сотни тысяч. Для страны с населением в 9,4 млн человек это вселяет надежды на реальность перемен.