«Бетонный батут»: не надо путать выставки с ракетами, или Что можно и чего нельзя во время войны
Белорусское независимое арт-сообщество переживает невиданный доселе раскол – разумеется, на почве политики (про эстетику спорить давно уж не модно). Эмоции валят через край. «Нават уявіць ня мог, што так трыгерне мяне. Да ўсякага прызвычыўся. Боль і крыўда неўсцішваеца!!» – написал субботним утром в ФБ про старых своих друзей художник Алексей Лунев. А потом добавил: «Проста яшчэ адна ракета з нашага боку». Многие ему вторили.
Прочитав такое после утреннего душа, я не на шутку всполошился: что же, елки-палки, случилось? Неужели Михаил Гулин создал многофигурное полотно для Дворца независимости? Или, может, Игорь Савченко устроился фотокором БЕЛТА, набив перед этим на лбу татуировку в магазине «Первый»?
Как выяснилось, все отнюдь не настолько пикантно. Речь идет просто о выставке белорусского искусства, которую организовала частная независимая галерея. Называется эта выставка необычно и образно: «Бетонный батут». Буква Z, как вы уже обратили внимание, отсутствует.
Да и вообще, выставка художников получилась именно про искусство (что для некоторых, конечно, в диковинку).
Яблоком раздора стал исключительно адрес этой самой галереи – Санкт-Петербург, набережная Фонтанки.
Признаться, объяснить, в чем же проблема, мне было сложно даже самому себе. И ежику ведь ясно, что в Питере по-прежнему живет масса адекватных людей, для которых эта выставка и предназначена. Им она там нужна – как и любой другой способ вырваться из царящего вокруг ачмурэння.
Белорусским художникам, измученным никомуненужностью и худсоветами в штатском, она тоже нужна – примерно по такой же причине.
Но почему же тогда художник Сергей Шабохин отреагировал на скромный арт-ивент настолько эмоционально: «А где солидарность? Ужас. Уверен, «Бетонный батут» станет нарицательным выражением несвоевременного глупого алчного жеста и коллаборационизма»? И многие коллеги разделяли его возмущение.
Похоже, это хороший повод порассуждать о том, что можно и чего нельзя во время войны. И самое главное – кто волен определять эти границы.
Солидарность с высокой колокольни
Обратил внимание на такую деталь. Те, кто подвергал своих коллег остракизму, – сплошь из уехавших. А вот участники той самой выставки – преимущественно из оставшихся. Я всегда был убежден, что для художника не так уж важно, где жить. Но в этот раз совпадение явно неслучайное.
Давно подмечено, что по-настоящему независимым белорусским художником лучше быть за границей. Особенно в западных странах – скажем, Германии или Голландии. Тогда можно принципиально не сотрудничать с продажными госинституциями (белорусскими, разумеется), не участвовать в «арт-балаганах», ходить с гордо поднятой головой – и в придачу не испытывать денежных затруднений.
Ведь только в нашем социальном государстве быть художником (в смысле, автором, а не исполнителем заказов) – как правило, затратное хобби. В бездуховных западных странах это давно уже профессия.
И перебравшись туда, с высоты своей колокольни можно клеймить позором тех ренегатов и оппортунистов, которые хоть что-то пытаются сделать в твоей стране – невзирая на худсоветы, безденежье, эмоциональный и просто природный климат.
И тут странный парадокс: те выставки белорусского искусства, которые удается сделать в стесненных условиях, часто оказываются более интересными, чем те пафосные проекты, которые устраивают за границей уехавшие. Их выставки выходят получаются слишком уж предсказуемыми, идеологически выверенными – и потому скучными.
Хороший пример тут – «Кожны дзень» в киевском «Арсенале», появившийся на волне 2020-го. Эта выставка не добавила ничего нового к тому языку протестного искусства, который и без нее был создан самим народом. Я искал там небанальные авторские интерпретации, опыт художественного переосмысления – или, на худой конец, просто более изобретательное, чем в районных чатиках, мышление. Но увы – за редким исключением, поиски не увенчались успехом.
«Плакатность» – сказали бы на старом добром худсовете в 70-ые. Там, кстати, за такое критиковали.
Хотя, конечно, сама актуальность темы не позволила мне ругать выставку в разговорах с киевскими друзьями. Солидарность ведь.
И уж тем более я не стал заострять их внимание на составе участников, чей костяк из разу в раз на таких выставках не меняется. В основном, это люди, хорошо знакомые между собой.
Я всегда считал, что искусство – не повод для скандала и склок. Если что-то не нравится – просто проходи мимо.
Вот поэтому не хочу осуждать ни тех, кто уехал, ни тех, кто остался и как-то пытается выживать. Да и вообще, осуждать – это не по-христиански.
Но с чем я никогда не устану бороться, так это с партийностью в искусстве – причем неважно, какой. Именно она в большинстве случаев и приводит к плакатности. Приверженность правильным идеалам всегда была для художников (и, тем более, кураторов) универсальным алиби – вернее, хорошей отмазкой.
А иногда и высокой колокольней. С нее ты можешь взирать на этих бедных людишек, которые тащат свои политически неграмотные творения на очередной конформистский «Осенний салон». В надежде хоть где-то их показать.
И, конечно, у тебя не появится даже мысль проявить солидарность с ними. А перед этим – понять их чаяния и проблемы. Ведь они вроде как тоже художники.
Уместность пейзажей и натюрмортов
Судя по рассказам очевидцев, выставка в Питере получилась хорошей – хоть совсем и не о политике. Но, как выяснилось, это уже состав преступления. «Искусство, которое открыто не критикует, не осуждает войну, ее поддерживает. Нет тут, сейчас в публичном пространстве где бы то ни было серой зоны, увы. Есть за и против российский агрессии в Украине» – убеждена философка Ольга Шпарага.
Тут вспомнилась одна очень интересная тема – увы, почти не исследованная по вполне понятным причинам. Речь идет об арт-процессе времен нацистской оккупации Беларуси. Сведения мне удалось найти только отрывочные. Скажем, о том, что в Слониме проходили выставки местных художников.
Да, карикатуры на Гитлера там почему-то не демонстрировались. Вместо этого – пейзажи и натюрморты.
Можно ли писать пейзажи, если рядом с тобой ликвидируют гетто? И вообще – куда деться в такой ситуации пейзажисту, с военным делом незнакомому?
Что во время оккупации допустимо, а что нет? Например, секс? Или еда? И если да, то какая? Имеешь ли ты право испытывать от нее удовольствие?
Я не знаю ответов на эти вопросы. И поэтому переформулирую их иным образом: кто имеет полномочия такие вопросы задавать? Кто вообще вправе определять твое поведение в тех условиях, которые ты сам не создавал?
Думаю, точно не Ольга Шпарага – при всем к ней уважении.
Эмоции вместо танков
Уже сам интерес питерской галереи к белорусскому искусству свидетельствует о том, что организовывали ее не какие-то империалисты, а вполне адекватные по своему мышлению россияне. Они настолько open minded, что популяризируют довольно маргинальные с точки зрения арт-паблисити явления – а беларусское искусство, увы, из таких. Причем заинтересовались им всерьез: проект «Бетонный батут» предполагает целый цикл выставок.
Как нам относиться к таким русским? Странный вопрос – особенно с высоты тех цивилизационных принципов, которые мы стараемся отстоять.
Ведь война, сколь ужасной бы она ни была, не может отменить вечных конфликтов. Один из самых главных – конфронтация между личностью и машиной. Между человеком и набором стереотипов о нем, сформированных извне, даже без его участия.
Принцип коллективной ответственности вряд ли зиждется на рациональных аргументах. Бредовая во всех смыслах (и прагматичном, и идеалистичном) идея отмены русской культуры имеет в первую очередь эмоциональную основу.
И если «триггерит» моего друга из Киева, я это понять могу: услышав перестрелки прямо у себя во дворе (в первые дни войны там ликвидировали ДРГ), а потом взрывы ракет неподалеку, этот скромный филолог действительно пережил сильный стресс.
Для меня объяснимо, почему он категорически против участвовать с русскими хоть в чем-то – а заодно, кстати, и с беларусами. Хотя я пытался объяснить, что жители Минска также не лишены острых ощущений. Почти все мои оставшиеся там друзья утром просыпаются от малейшего шороха, опасаясь, что пришел их черед стендапа на фоне гестаповской двери.
Что лучше, полицейский террор или ракетный – вопрос, актуальный лишь для тех, кто знает толк в извращениях.
Но откуда эта культура отмены (столь любимая, кстати, путинскими пропагандистами) у наших эмигрантов? У них ведь эмоции не зиждутся на глубоко личном травматичном опыте.
Кто его знает. Какой-то общий синдром. Тенденция.
Многие сегодня думают, что война спишет все. В том числе, и чрезмерную их эмоциональность. Ведь дети в Николаеве страдают. Поэтому пограничник из относительно благополучной Львовской области может позволить себе испортить паспорт белорусскому волонтеру.
Может, при этом он даже убежден, что таким образом вносит вклад в общее дело. Но нет, пусть не обольщается.
На всякий случай, хотелось бы напомнить понятную всем аксиому. Успех этого дела зависит в первую очередь от поставок западного вооружения. По некоторым категориям – к примеру, так необходимая в наступательных операциях бронетехника – они пока не восполняют даже понесенные Украиной потери.
Если вы можете что-что сделать, дабы повлиять на ситуацию – делайте. Если нет – лучше не делать вообще ничего.
Не надо путать выставки с ракетами. Это только засоряет ноосферу новыми порциями мусора. А его и без вас хватает.