Волшебный пендель «спецоперации»

Начну с цитаты из «Гамлета», которую рекомендую рассматривать в качестве эпиграфа:

«Полоний. Что вы читаете, принц?

Гамлет. Слова, слова, слова.

Полоний. И что говорится, принц?

Гамлет. Про кого?

Полоний. Я хочу сказать: что говорится в том, что вы читаете?

Гамлет. Клевета, сударь мой…»

Написано пять столетий тому назад, а своей актуальности не потеряло. Напротив, в эпоху информационных автократий, которые пышным цветом расцвели в первой половине XXI века, роль слов многократно возросла. Монополия государственных пропагандистов на право произносить слова с экранов телевизоров этому в немалой степени поспособствовала.

Без слов, выстроенных в определенном порядке, невозможно имитировать демократию. Главное, чтобы сами слова были правильными. Например, «выборы», «парламент», «принцип разделения властей», «независимый суд» и т.п. Ну кто же, находясь в здравом уме и твердой памяти, выступит против таких слов?

Однако потенциал слов формировать виртуальную реальность, способную полностью замещать реальность, данную человеку в ощущениях, не безграничен. Это в интервью изданию Republic пояснил российский политолог Аббас Галлямов на примере «спецоперации»:

«Впервые за 22 года они (кремляне — С.Н.) оказались в ситуации, когда слова не имеют значения, когда нужно что-то делать, а делать у них ничего не получается, не умеют они этого. Понимаете, они всегда творили политику с помощью слов, реальным, материальным был только «распил». И тут они сами, по глупости, — не понимая, что они рубят сук, на котором сидят, — сами перевели политику в плоскость военного противостояния, которая отличается от обычной политики тем, что там слова вторичны. Там первичны действия. И это столкновение с реальностью, конечно, шокирует российский истеблишмент».

Переадресованная агрессия

Девальвация, согласно Википедии, — снижение курса национальной валюты по отношению к твердым валютам. Но девальвироваться способны не только валюты, но и слова. Этот процесс в свое время описал поэт Владимир Маяковский: «Слова у нас до важного самого в привычку входят, ветшают, как платье…»

Девальвация слов — это полбеды. Настоящая беда приходит вместе с девальвацией производителей слов, так называемых «смысловиков». Что касается слушателей, то абсолютное их большинство воспринимает беды вчерашних популярных производителей смыслов с нескрываемым восторгом, ибо ничто нас так не радует, как беды тех, кто еще утром располагался выше на иерархической лестнице.

Для разъяснения этого феномена обратимся к книге «Этологические экскурсии по запретным садам гуманитариев» орнитолога Виктора Дольника:

«Борьба за доминирование много значит в жизни самцов макак. Их доминанты не нуждаются в союзе, потому что у макак есть одна очень гнусная инстинктивная программа (встречающаяся у некоторых других стайных животных, например, у собак). Стоит доминанту начать наказывать одного из подчиненных, как другие спешат ему помочь: кричат, кидаются в наказываемого калом, норовят ткнуть чем-нибудь сами».

Для специалистов в таком поведении братьев наших меньших нет ничего странного:

«Это переадресованная агрессия, накопившаяся в страхе перед доминантом. — поясняет орнитолог. — Она по обычному иерархическому принципу переносится на того, кто слабее. А таким во время наказания выглядит наказуемый. На это способны все макаки, но особенно «подонки», занимающие дно пирамиды: ведь они боятся всех и обычно могут переадресовывать агрессию лишь неживым предметам, а в этом мало радости».

От любви до ненависти — один шаг

С помощью поучительного факта из жизни макак попытаемся подняться до обобщения, важного для понимания социальной реальности.

Слабая власть — аналог макаки из книги. На такую власть любой обиженный способен переадресовать свою агрессию. А где вы видели общество, в котором отсутствуют обиженные. Люди всегда недовольны, что не мешает им, подобно мифической мышке под веником, годами молчать в тряпочку. Но молчат они лишь до того момента, покуда власть публично не продемонстрирует свою слабость.

В авторитарных политических системах поддержка власти всегда носила виртуальный, символический характер. Вспомним, как в советские годы государство делало вид, что платит, а народ делал вид, что работает. И если в дни государственных праздников миллионы под крики «Ура!» проходили мимо трибун, то лишь полные идиоты этот факт воспринимали в качестве доказательства нерушимости единства партии и народа. Такие идиоты встречались и в конце 80-х, но исключительно среди тех, кто стоял на трибунах.

На имитацию сверху следует ответ в виде имитации снизу. До поры до времени такой обмен проходит по разряду эквивалентных, пока под влиянием какого-либо события, часто случайного, реальность не выступит во всей своей неприглядной красе.

В феврале 1917 г. баланс между виртуальной заботой царя-батюшки и виртуальной поддержкой со стороны народа богоносца был нарушен отречением императора Николая II. Итог известен. По оценке религиозного философа Василия Розанова (1856-1919), «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три», а «богоносец поднасрал», устроив черный передел.

Клеем, скрепляющим нисходящий поток имитаций с восходящим, в имитационных автократиях служит доверие.

«Доверие к власти — это уверенность, что политики стремятся сделать жизнь людей лучше…» (Евгений Гонтмахер, экономист).

Однажды возникнув, «массовый «синдром доверия власти», делает население уязвимым к пропаганде. Наступает время профессиональных манипуляторов сознанием, которые в условиях монополии государства на СМИ ведут себя подобно грифам, слетевшимся к туше мертвого буйвола.

Но от любви до ненависти — один шаг. По аналогии с Россией, слинявшей в два-три дня в 1917 г., примерно за тот же срок в 1991 г. слинял СССР. С того исторического события колесо истории еще не успело совершить полный оборот, но авторитарный пик, имя которому «путинизм», достигнут. А у достигнувших пика имеется лишь одна перспектива – спуск. Его начало, ускоренное волшебным пенделем «спецоперации», мы сегодня и наблюдаем.