Наша история. Жена Якуба Коласа была атеисткой и ненавидела Сталина

Из семьи лютеранки и русификатора

Юрий, средний сын, пропал без вести во время Второй мировой войны. 20 сентября 1941 года пришло его последнее письмо из Ярцево под Смоленском. Последующие письма Марии к сыну возвращались. Она плакала даже во сне: просыпалась на мокрой од слез подушке.

До этого Мария потеряла брата, который жил в одном доме с Мицкевичами целых 22 года. Александра забрал “черный воронок” в феврале 1938-го. Выбивали показания против «национал-фашиста» Коласа. Дали 5 лет ссылки в Соликамске на Урале, где Александр заболел и погиб. До конца своих дней Мария ненавидела Сталина. Дома, при своих, говорила: «Как человек с узким лбом обезьяны может управлять такой большой страной?..».

Все, кто знал Марию, вспоминали ее тихий глубокий голос, голубые глаза, строгий пробор и неброские наряды. Даже когда в семью пришел достаток, Мария не покупала дорогую одежду или обстановку, никогда не носила золото и прочие драгоценности. Она считала неприличным выделяться на фоне повальной нищеты. Меховую горжетку, подаренную мужем, надела только раз. Видимо, та же судьба постигла часы, привезенные Коласом из Парижа, и сумочку из змеиной кожи, виленский подарок мужа.

Современники считали Марию противоположностью Купалихи, жены Янки Купалы. В отличие от Владиславы Францевны, Мария Дмитриевна была уравновешена, спокойна, не высказывалась о людях оценочно (Сталин – исключение). Была щедра, скромна – словом, образцово «шляхетная» женщина. Скульптор Заир Азгур, создавший памятнику Коласу, писал, что Мария была «изумительной красы женщиной», «глубиной глаз напоминала Мадонну». У нее было «красивое лицо непринужденного в своих словах и поступках человека».

Мать Марии – Мария Луиза Генриетта Карловна фон Гогенлоэ – происходила из семьи мелких помещиков с немецкими корнями и лютеранским вероисповеданием. А отец был православным псаломщиком из Ярославля, которого направили в Ошмяны русифицировать беларусов. В многодетной семье – семеро отпрысков – была еще одна девочка, Ольга, умершая в юности. О ней в семье не говорили. Как вспоминал младший сын Коласа, на вопрос о том, что стало с Ольгой, ему ответили: «Ее обманул один нехороший человек, и она не вынесла предательства». Самые близкие отношения у Марии сложились с братом Иваном. Он так любил младшую сестренку, что ставил ее выше жены: Марии подарил платье за пять рублей, а жене – за три.

Уже в 16 лет Мария Дмитриевна получила первую работу в школе – учила железнодорожников. От железной дороги ей построили домик в Вильне, но Мария переписала жилье на Ивана.

Строгое воспитание в духовном училище отвратило Марию от религии. Яркий пример – случай в Пинске, когда молодая учительница поставила гигиену выше веры. Мария водила учеников в церковь по праздникам, и малышей пускали целовать крест после взрослых. На что девушка потребовала пропустить детей, чтобы те не подхватили заразу. Священник опешил, но требование удовлетворил. Много позже в беседах с близкими Мария называла себя атеисткой.

При этом была последовательницей Льва Толстого – за всеобщее образование против зла и насилия. Знания она считала панацеей от всех бед и каждого агитировала учиться, при том активно помогая. Даже будучи в больнице с воспалением легких, помогла соседке по палате пристроить в школу сына.

От одной картофелины до бланманже

Мария и Константин познакомились на курсах по сосвершенствованию педагогической работы – повышали квалификацию, проще говоря. Константин уже стал к тому времени Якубом Коласом. На лекциях он неотрывно следил за однокурсницей. Потом – проводил до дома. Потом – еще раз, еще и еще… До тех пор, пока Мария не спросила: «Костусь, а можа, мы пажэнімся?». Он был старше на 9 лет. Свадьбу не играли – выпили бутылку вина и поехали к тёще в Вильню.

Мария стоически пережила с мужем годы нищеты в беженстве во время Первой мировой войны. У них уже было двое сыновей, когда пришлось бежать в Курскую губернию. Оба работали учителями. Голодали, пока не завели огород. Ели по одной картофелине в день. «Жылося вельмі цяжка, не было хлеба… У той час лютавала эпідэмія грыпу, які тады называлі іспанкай. Неяк захварэла мама, а бацькі не было дома. Памятаю, як зусім знясіленая хваробай і голадам мама апусціла на падлогу школьную дошку, паклала на яе мяне і майго меншага брата Юрку і сама, зняможаная, легла з намі. Прыйшоў бацька, пабачыў нас у такім стане і заплакаў. Кінуўся ратаваць, нешта варыць, каб накарміць хворую жонку і бездапаможных дзяцей», писал старший сын Мицкевичей Данила.

Второй голод семья пережила в 1930-е, когда ввели талоны на базовые продукты, а что-то сверх можно было купить только за серебро и золото – и только через Торгсин (госорганизацию, которая обслуживала иностранцев и советских граждан с «валютными ценностями»). Мария продала серебряный оклад иконы Божьей Матери, которая досталась ей от бабки. На вырученные деньги накупили гречки, масла и прочих «изысков». Часто спасали грибы: Мария и Константин были заядлыми грибниками.

Мария обладала поразительным кулинарным талантом. «Самаробныя паляндвіца, каравіна, сялянскія і крывяныя каўбасы, зельцы, кумпякі, калдуны, зразы, верашчака, дранікі, бульбяная бабка, булён з грыбнымі вушкамі, вінегрэт, грыбы марынаваныя і салёныя розных гатункаў… А колькі ўсяго рыбнага, птушынага, з дзічыны!.. Помняцца і смачныя кандытарскія стравы: цыганскі мазурак, пасха, ламанцы, хруст, торты, цукаты», вспоминал старший сын Данила. Десертной фишкой Марии были «вареные яйца»: из сырого яйца выдували содержимое, в пустую скорлупу заливали желатиновую массу, она застывала, скорлупу удаляли и на свет являлось вкуснейшее бланманже. Второй визитной карточкой был «Баумкухен»: рождественский немецкий торт, напоминающий спил дерева с годовыми кольцами. Кулинарии Мария училась двумя путями (в основном): во-первых, прошла курс молодого бойца у мужниной родни на Столбцовщине (хотела знать привычные ему блюда); во-вторых, готовила по книге Елены Молоховец, «русской кулинарной богини». Рецепты Молоховец были не из простых и требовали немалого уровня мастерства.

(з сынам Данилам)

“Не тянет ни в Крым, ни в Рим”

Мария скептически относилась к курортам – как и сам Колас. Он писал «мне Загібелька (деревня, где они часто собирали грибы – СН) лепш Парыжа»; она утверждала: «А меня так никуда не тянет, ни в Крым, ни в Рим. Люблю свой сосновый бор, и только в лесу хорошо себя чувствую, особенно там, где поменьше «дачников» (из письма брату в 1926 году).

Однако Марии приходилось бывать в санаториях из-за пониженной кислотности желудка. На одном из кавказских курортов она повстречала Купалу. Оказавшись за одним обеденным столом с поэтом, она заметила, что тот недоволен сервировкой. Мария написала об этом юмористический стишок, что заставило его зауважать жену коллеги. С тех пор они стали приятелями. Зная, что в гости придет Янка, Мария готовила его любимые блюда – заливного поросенка или фаршированную рыбу. Во время Второй мировой, когда обе семьи были в эмиграции, Мария жаловалась: «Купала так и не написал ни слова, вероятно, от большой важности, – свинья порядочная».

Мария очень хотела дочь. В ожидании третьего ребенка заранее наготовила девчачьих нарядов. Так что младшему Михасю в первые годы жизни приходилось время от времени носить платья. Внуков Мария так и не увидела, но в ее честь назвали первую внучку, дочь Михася.

А еще она мечтала полетать на самолете. Но тот самый первый полет случился только после смерти, когда тело Марии доставляли из Москвы в Минск.

В 1944 году Мария Дмитриевна перенесла операцию: московские врачи спасали 54-летнюю жену Народного поэта от онкологии. В письме от 16 декабря Мария писала: «Аперацыі не баюся, хачу толькі як мага скарэй пазбыць гэты клопат». Операция длилась 2,5 часа и прошла успешно. Впереди – лечение радием.

Эти процедуры Мария называла «зарядкой». В больнице, где она лежала, было очень холодно. Муж писал ей в январе 1945-го: «Ты нічога не напісала пра тое, холадна ці цёпла ў бальніцы. Можа, табе трэба коўдра?» Через пару дней снова: «Мяне турбавала думка, што ў гэтай больніцы табе будзе холадна». В последнюю военную зиму отопление поддерживали минимально, часто пропадал свет. «Вельмі дрэнна свеціць наша лямпа, і я пішу скарэй наўгад» (письмо от 28 января 1945 года). От холода ли, от больных ли гриппом, но Мария подхватила пневмонию.

Ее долго лечили. Колас достал редкий в то время пенициллин – у самой Зинаиды Ермольевой, создательницы антибиотиков в СССР. Обращался к лучшим докторам Кремлёвской больницы. Накануне Дня победы, 8 мая 1945 года, Марие прокололи легкие, чтобы откачать гной. В конце концов, Мария стала походить на скелет, обтянутый кожей. 21 мая с диагнозом «гангрена нижней доли легких» она умерла на руках старшего сына.

“Памерла мая жонка, мой самы лепшы ў свеце друг, і я ўжо стаю адзін збоку ад жыцця, жыву болей прошлым, чым будучым”. “Адчуваю сябе так, як бы мне адсеклі правую руку і адабралі палавіну душы”. Так писал о своей утрате Константин. Он пережил жену на 11 лет.

Материал подготовлен по книге «Табой я жыў, табой жыву…» (2022 год, «Звязда»). В книге впервые опубликована личная переписка супругов Мицкевич и письма Марии к друзьям и близким.