Политология для чайников. Есть ли смысл в социологических опросах в авторитарных/тоталитарных режимах

Глава 14. Часть 1

Статья, посвященная ноябрьскому опросу Левада-Центра, не осталась незамеченной специалистами по обмену эмоциональными комментариями в фейсбуке. Ограничусь одним: «Вы всерьез рассуждаете о социологических опросах в условиях диктатуры? Спросите меня, подойдя на улице или позвонив по телефону… Я точно не расскажу то, что думаю. И не только я. Или Вы всех за совсем идиотов без чувства самосохранения считаете?»

Серьезное обвинение, согласитесь. Назвался груздем, полезай в кузов, а назвался бывшим сотрудником НИСЭПИ, будь готов к подобным вопросам. Но, к счастью, несмотря на статус дедушки со стажем (двое из четырех моих внуков вышли из пионерского возраста), девиз пионеров «Будь готов! — Всегда готов!» по-прежнему для меня актуален.

«Не надо переоценивать информированность населения…»

В лекции «Экономика и государство: подходы социальных наук», российский социолог Элла Панеях в апреле 2008 г. представила результаты исследований, полученные путем глубинных интервью бизнесменов (распечатка каждого интервью занимала около 50 страниц). На вопрос из зала: «Какая доля правды, на ваш взгляд, содержится в историях, которые вы записывали?», последовал неожиданный ответ: «Ноль. В историях, которые люди рассказывают про свою жизнь, фактической правды, конечно, не ноль, а 3%, но лучше сразу сказать себе, что ноль».

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Два года коллектив социологов потратил на сбор информации, доля правды в которой равна нулю.

Но не будем горячиться подобно моим оппонентам в фейсбуке. Социологи не собирают сказки респондентов о своих биографиях. Социологи пытаются реконструировать понимание мира, которое демонстрирует человек, отвечая на вопросы анкеты, и уже из этого понимания мира делают выводы.

Элла Панеях привела в качестве примера рассказ молодого предпринимателя, который, по его словам, никогда не имел проблем с налоговой инспекцией, потому что он великолепно знал законы, а к каждому визиту в налоговую усиленно готовился, что и позволяло ему «побеждать этих теток».

Но кто кого побеждал, для анализа значения не имело. Это вообще не факт. Факт же заключался в том, что предприниматель рассматривал свое отношение с государством в лице налоговой инспекциикак войну!

«Респондент, — поясняет социолог, — всегда прав, он не может ошибаться. Респондент может врать, но это неважно, потому что мы не собираем у него факты, мы собираем информацию о том, как он отвечает».

Предположим, что в ходе опроса респондентам показывают белый лист бумаги и предлагают из заранее подготовленного перечня («белый», «черный» и т.д.) выбрать ответ. Пусть 5% респондентов выбрали вариант «черный». Означает ли это, что каждый двадцатый респондент говорит неправду. Нет, это означает, что полученная информация нуждается в пояснении.

Противники опросов в условиях диктатуры любят ссылаться на «фактор страха». Отрицать его, разумеется, не имеет смысла, впрочем, не стоит впадать и в противоположную крайность.

По оценке социолога Леонтия Бызова, «фактор страха» не превышает 2%. Но гораздо чаще корни проблемы произрастают не там, где она видится непрофессионалам, т.к. человек стремится рисовать некий идеализированный образ хорошего гражданина и отвечает в соответствии с этим образом.

Поэтому опросы показывают не то, что люди думают на самом деле, а то, что они готовы сообщить публично. При этом, подчеркивает директор Левада-Центра Денис Волков, «Не надо переоценивать информированность населения и его возможности квалифицировать то, что происходит. Мы можем говорить только о реакции на режим в целом — приемлемо живется или нет».

Какой процент респондентов имеет собственное мнение по вопросам, выходящим за границу бытового опыта, — отдельная проблема. Но в обществах традиционных (Чечня, Тыва и т.п.), принято придерживаться «правильных» ответов. И с этим ничего не поделать. Поэтому пытаться в подобных обществах зафиксировать иные («неправильные») ответы — все равно, что искать иголку в стоге сена.

Молчание социологов

Данные социологических опросов общественного мнения — «это всегда результаты деятельности СМИ, прошедшие сквозь призму групповых интересов, механизмов групповой идентичности и массовой культуры» (Лев Гудков, научный руководитель Левада-Центра). Их анализ начинается с «разложения» по социально-демографическим группам (пол, возраст, образование, тип поселения, социальный капитал, политические установки, мобильность или ценностные ориентации и т. п.).

Но это еще не социология. Девиз Левада-Центра: «От мнений — к пониманию». Однако переход от фактов к их интерпретации возможен лишь внутри определенной картины мира, выстроенной с помощью набора теоретических схем. А с этим проблема.

«Ни у социологов, ни у историков или антропологов, ни тем более у политологов, — поясняет Лев Гудков, — нет теорий или концепций, которые могли бы служить инструментами анализа постсоветского социума». Что уже тогда говорить о «почтеннейшей публике», оценивающей результаты опросов по принципу «верю—не верю».

Что касается официальной социологии, то, как бы выразиться помягче… Ее представители специализируются на обслуживании интересов власть имущих и уже в силу этого вынуждены свои основные усилия направлять на самоцензуру и самокастрацию.

Сомневающимся рекомендую открыть любой номер «Социологического альманаха» на сайте Института социологии НАН РБ, например, последний за 2022 г. О послевузовском образовании в РБ — пожалуйста, о туризме в контексте глобализации — нет проблем, о рисках цифровизации в социальной сфере — не вопрос. Но все, что связано с политическими взглядами белорусов, — табу.

Поэтому не стоит удивляться, что на рейтингах в Беларуси специализируется загадочный Аналитический центр ЕсооМ, не имеющий даже собственного сайта. Сотрудники же института молчат как рыба об лед. Понять их несложно: пример директора Геннадия Коршунова, допустившего слив информации о рейтингах доверия в Минске единственному политику и Центризбиркому (24% и 11% соответственно) и уволенного в 2020 г., забудется нескоро.

(Продолжение следует)