Государство навязывает обществу новый социальный контракт: сомнительная безопасность взамен на полное смирение.
Александр Лукашенко подписал указ о создании комиссии для работы с желающими вернуться на родину. А генеральный прокурор Андрей Швед озвучил план по возвращению «беглых» беларусов.
Спецкомиссия будет рассматривать обращения эмигрантов, она состоит из 30 человек, персональный состав не обнародован. На рассмотрение заявлений отводится до 2 месяцев, в исключительных случаях по решению председателя – до 3 месяцев.
Беларусам, которых подозревают в «возможных или совершенных правонарушений с 1 января 2020 года», предлагается по 31 декабря 2023 года обращаться в письменном или в электронном виде. Лица, в отношении которых принято решение комиссии, обязаны в течение 3 месяцев вернуться в Беларусь, иначе процедуру придется начинать заново.
«В указе определены виды решений комиссии. Если мы приходим к пониманию, что человек ошибся, поддался эмоциям, влиянию (ведь мы с вами хорошо помним, какая была информационная прокачка, какое было колоссальное давление, кто-то поддался, но сейчас искренне раскаивается), мы рекомендуем правоохранительным органам принять процессуальное решение, например, о прекращении уголовного преследования. И об этом пишем человеку: «Да, в отношении вас имелось уголовное судопроизводство, принято такое-то решение, такого-то числа, и вы вправе спокойно въехать, никаких претензий к вам нет». Если только вы что-то не скрыли. Если человек совершил еще какое-то преступление и об этом никому неизвестно (он скрывает), закон для всех одинаков», – цитирует А.Шведа БЕЛТА.
Причем спецкомиссия будет рассматривать не только заявления «беглых», но и оставшихся в стране, о чем прямо заявил Лукашенко:
«И надо смотреть не только беглых. Кто-то из-под плинтуса вылезет – они же понимают, что мы их все равно найдем. Кто-то обратится в комиссию. Вы в комиссии уже разберетесь».
Что на самом деле предлагается?
Мы побеседовали со старшим аналитиком BISS, research director Института развития и социального рынка для Беларуси и Восточной Европы Андреем Лаврухиным.
– Беларусам предложен новый социальный контракт в виде плана по возвращению «беглых». В чем его суть?
– Сперва стоит пояснить, что означает термин “социальный контракт» (социальная контрактация), другое название которого больше известна широкой публике в формулировке «общественный договор». Современная концептуальная рамка этого понятия связана с работами таких социальных теоретиков как Дж. Роулз, Р. Дворкин, а также экономистов, занимающихся разработкой теории общественного выбора (Дж. Бьюкенен) и институционализмом (Д.Норд, Э. де Сото). Согласно этому подходу между обществом и государственной властью, а также между самими гражданами заключается символический договор, контракт: общество будет признавать власть легитимной, если… А далее следуют условия договора.
В каждом обществе свои условия договора. Некоторым достаточно, если государство обеспечит только безопасность, когда жизни и здоровью граждан ничего не угрожает. Для развитых обществ одной безопасности недостаточно, они требуют определенного уровня жизни: материальных и духовных возможностей, необходимых им для полноценной самореализации.
Общественные договора бывают вертикальные (если власть авторитарная) и горизонтальные (когда граждане договариваются друг с другом на уровне гражданского общества).
До 2020 года в Беларуси работал «социальный контракт», суть которого можно сформулировать следующим образом: граждане готовы были отказаться от политических прав в обмен на безопасность и достойный, достаточно комфортный уровень жизни, когда удовлетворялись не только базовые потребности, но можно даже было что-то откладывать, накапливать улучшать комфорт своей жизни (бесплатная медицина, образование, покупка недвижимости, путешествия и так далее).
20-ый год провел красную черту: граждане публично артикулировали нежелание отказываться от своих политических прав. Поэтому с политологической точки зрения я называю 2020 год не революцией (власть все-таки не поменялась), а восстанием за политические права. То есть, граждане разорвали прежний контракт и потребовали заключить новый.
Что ответила власть? Власть в лице репрессивного аппарата ответила гражданам: «Я лишу вас не только политических прав, не только собственности, не только комфортных условий, но и даже жизни (безопасности), чтобы вы поняли, с кем имеете дело».
По большому счету, с 20-го года ничего не изменилось: репрессивные институты стучат каждому в окно и напоминают – «Вы помните, какой у нас теперь контракт?»
Подписанный указ – уже не стук в дверь тех, кто остался внутри страны (многие и так все понимают, напоминать уже не надо), а стук в символическую дверь тех, кто убежал. Местные никуда не денутся, они по умолчанию вынуждены выполнять контрактные обязательства, а «беглым» предлагается в буквальном смысле подписать заявление: собственноручно написать и подать его в спецкомиссию. Общественный договор вроде символическая вещь: на самом деле никто ничего не подписывает, но все по умолчанию выполняют условия контракта, навязанного властью. А вот в случае с “беглыми” контракт в буквальном смысле должен быть подписан: человек должен сам признаться в своих грехах, покаяться, его грехи “взвесят”, назначат наказание, и только тогда гражданину гарантируют, что его не убьют, не изнасилуют, не посадят в тюрьму.
Государство предлагает такой контракт: «сомнительная безопасность в ответ на полное, несомненное смирение». Государство больше не гарантирует ни бесплатное образование, ни доступную медицину, ни комфортные условия жизни или условия для развития. Речь не об этом, речь об экзистенциальной безопасности: о том, что граждан не будут убивать, насиловать и садить в тюрьмы. Ничего другого власть предложить не может: у нее ничего нет.
Но мы, граждане, хорошо понимаем, что в условиях такого рода контракта обязательства и гарантии государства очень условны: если вдруг государство (в лице соответствующих репрессивных органов и лиц) решит, что ранее оправданного гражданина в силу «вновь открывшихся обстоятельств» стоит посадить, индивид не сможет оспорить такое решение. То есть, условия общественного договора может корректировать только государства на правах сильнейшего.
При этом государство уже само себя дискредитировало и всеми своими предыдущими действиями (после выборов 2020-го года), радикальным образом подорвало доверие достаточно значительной части общества. В нормальной ситуации социальный контракт предполагает, что государство является гарантом, который обеспечивает безопасность всем своим гражданам, вне зависимости от политических взглядов, религиозной принадлежности и т.п. – оно нейтральный арбитр, разрешающий все конфликтные ситуации, снижающий градус социальной напряжённости и не позволяющий доводить их до, например, гражданской войны (войны всех против всех).
В нашей ситуации совсем другое: государство не является нейтральной стороной, напротив, именно оно и является главной машиной террора, главным экзистенциональным источником угроз жизни и здоровью всех гражданам.
Таким образом мы имеем дело с парадоксальной ситуацией: главный источник угрозы обращается к гражданину с предложением подписать договор о защите его от угроз. Разумеется, в такой ситуации у гражданина нет никакого доверия к этому субъекту.
Поэтому я и называю предложенный контракт абьюзивным: государство берет за глотку своих граждан и принуждает к договору. Государство оказывается в нелепой ситуации: оно предлагает гражданину фактически настучать на самого себя, чтобы помочь понять репрессивным органам, что сделать с человеком – уничтожить сразу или пустить погулять на коротком поводке, чтобы этот гражданин нагулял жирку. Государство как бы размышляет про себя: «А вдруг ты станешь бизнесменом? Тогда, оказывается, будет выгоднее отпустить тебя погулять, а уже потом отобрать бизнес, забрать имущество и прочую собственность».
На самом деле такой подход подрывает саму идею социального контракта – вот в чем главная беда. Именно поэтому социальный контракт пока ещё работает только на горизонтальном уровне, когда люди могут солидаризироваться и что-то делать сообща. Но даже это происходит уже в большей степени за пределами страны, чем внутри. Особенность Беларуси в том, что сейчас социальный контракт вынесен за территориальные пределы государства, я бы сказал, что сейчас имеет место экстерриториальный социальный контракт.
Работают ли горизонтальные связи в Беларуси, мы не знаем, потому что люди все попрятались, каждый сам за себя, а попытки собраться вместе означают поставить себя под удар. Поэтому даже на горизонтальном уровне социальный контракт сейчас невозможен внутри страны.
– Почему беларусский режим не оставит «беглых» в покое? Подумаешь, 2-4 тысячи, по его подсчетам, сбежавших – капля в море…
– Не думаю, что главным является экономический фактор. Хотя некоторые отрасли столкнулись с серьезным дефицитом специалистов: IT-сфера, в медицине. Не исключено (выскажу конспирологическую версию), что дефицит медиков наблюдается именно в тех областях, которые связаны с заболеваниями самого правителя и его ближайшего окружения. Власти, оторванные от реальности, на такие проблемы обращают внимание только тогда, когда непосредственно им лично становится больно. На самом деле экономические соображения присутствуют, но их не стоит преувеличивать.
Гораздо важнее – фактор легитимизации власти. Власть старается себя легитимизировать, пытается закрепить статус-кво. Почему так важен социальный контракт? Государство показывает: власть легитимная, легальная, милосердная, я протягиваю руку – все атрибуты доброй воли государство демонстрирует.
Поэтому обращение к «беглым» одновременно является и посылом гражданам внутри страны: «помните, я вам позволяю еще жить, но как долго вы будете жить и в каком качестве – это определяю я и 30 человек, которые будут сидеть в спецкомиссии и решать: дать жить или не дать, покалечить или отпустить».
Это и есть артикуляция новых условий общественного договора, это сигнал, направленный и внутрь страны, и за ее пределы. Открытое обращение к беларусам внутри страны будет выглядеть навязчивым, а послание, обращенное к «беглым», закамуфлировано под добрую волю; но одновременно это послание всем гражданам Беларуси: помните, у нас новый социальный контракт, и он звучит так: «вы не будете убиты, изнасилованы, посажены в тюрьмы до тех пор, пока будете лояльны».
Власти очень важно легитимизировать себя, достичь «общественного примирения», согласия.
– Сам факт обращения в спецкомиссию будет означать признание легитимности президента, законность режима и самопризнание вины, даже если таковой в помине нет. Пройти семь кругов ада на земле – и ради чего? Как отреагирует беларусская эмиграция на это предложение?
– Подавляющее большинство отреагирует трезво. У нас печальный социальный опыт: большого доверия к государству никогда и не было. Хотя беларусы до определенного времени были весьма законопослушным народом, выделялись на фоне своих соседей нарочитой законопослушностью. 20-ый год и все, что за ним последовало, основательно подорвало эту часть нашей идентичности, и теперь никаких иллюзий у большинства нет.
Но есть две группы людей, которые сейчас в очень сложной ситуации за рубежом.
Мне кажется, это люди в отчаянном положении, которые не могут найти себя в новом мире, и очень наивные люди, которые могут поверить. Как говорит мой один знакомый, «все хорошо: троллейбусы ходят, птицы летают, снег идет – никаких аномалий нет».
Однако большинство поймет посыл правильно.
Список Всемирного наследия UNESCO в последнее время пополняется неохотно (особенно если речь идет о материальных…
«Начальство делает вид, что нам платит, мы делаем вид, что работаем» — таков был ответ…
«Мы абсолютно не прячем то, что мы кого-то будем поддерживать. Это естественно. Если бы мы…
Наша национальная особенность согласования частных и коллективных (далее, государственных) интересов заключается в том, что при…
В прошлом году получили от экспорта продовольствия 8,3 миллиарда долларов, а для обеспечения этого показателя…
Суть рыночной экономики — в реализации личных интересов граждан, побочным результатом чего является рост общественного…