В России — блины, в Украине — вареники, а в Беларуси — драники. И что из этого следует?

Россия? А причем тут Россия? Что у нас с ней общего? В России — блины, а в Беларуси — драники. Какие еще требуются доказательства, чтобы продемонстрировать глубину пропасти, разделившую два народа?

Что тут можно возразить? Все, что я могу предложить своим оппонентам, так это встать на место жителя украинской Бучи и воскликнуть: «Россия? А при чем тут Россия? В России — щи, а в Украине — борщ».

В статусе «стремящегося быть допущенным к столу»

Для читателей, неудовлетворенных таким пояснением, дополнительных аргументов у меня нет, остальным же предлагаю внимательнее приглядеться к Дугину и его статье.

Согласно Википедии, Александр Дугин — российский философ, политолог, социолог, переводчик и общественный деятель. Я с первой попытки и сосчитать не смог всех его достоинств. Со второй получилось пять в одном. Матерый, однако, человечище! Гигант мысли!

Но количественных характеристик для понимания масштаба личности недостаточно. Поэтому с помощью российского политолога Владимира Пастухова добавлю качественную:

«Дугин — это идеолог без портфеля. По роли — это Сурков, но без прямого доступа к власти. Дугин, в отличие от Суркова, находится не в статусе «допущенного к столу» (пользуясь метафорой Фазиля Искандера), а в статусе «стремящегося быть допущенным к столу». Он формирует «пограничные нарративы», востребованные как «системным», так и «несистемным» национал-большевизмом».

Незавершенная ротация элит

Формирователи нарративов, они же смысловики — представители редкой, но чрезвычайно востребованной властями профессии. Зона их ответственности — единая картина мира, которую они складываю из смысловых пазлов.

Смысловые пазлы ситуативны. Если до 2020 г. спросом пользовались мир, дружба и жвачка, то после – «цветные революции» и «методички Шарпа». С 24 февраля 2022 г. добавили к этому дуплету «внешнюю агрессию» со стороны недружественных стран и поставили ребром вопрос о совместимости «русского мира» с либерализмом.

Казалось, что может быть проще отказа от элементов чуждой идеологии в условиях монополии на власть? Но не будем спешить и упрощать, а обратимся к статье Дугина.

По мнению «стремящегося быть допущенным к столу», главными полюсами, между которыми развертываются мировые процессы, является противоречие между реализмом и либерализмом.

Под реализмом следует понимать курс на укрепление суверенитета России как самостоятельного и совершено независимого центра принятия решений. Либерализм же требует интеграции в глобальную систему, где нормы, правила, ценности и приоритеты задает западная цивилизация.

По мнению Дугина, Путин оказался в положении буриданова осла, так и не сумевшего сделать рациональный выбор между двумя соблазнительными угощениями. Только в случае с Путиным в роли угощений выступили системные либералы (Греф, Набиуллина) и консерваторы-охранители (Патрушев, Бортников).

Что же заставляет Путина, лично склонного к консерватизму, уподобляться персонажу из античной мифологии? Ответ прост:

«Сформировавшаяся в эпоху распада СССР и дорвавшаяся до больших денег и власти элита, приведенная Путиным к подчинению, конечно не забыла прежней вольности. Едва ли она искренне восприняла реализм и патриотизм. Она лишь склонилась перед личной волей Путина, которому лучше не прекословить. Но эта элита не изменилась. Ей гораздо ближе скольжение по наклонной, нажива на распаде и разграблении целого, а также уютные отношения с Западом и смутные надежды быть принятыми в клуб глобалистов на приемлемых основаниях».

При всем своем мачизме полноценной ротации элит Путин так и не осуществил, что не позволило ему окончательно сместиться к рациональному полюсу. И как результат сегодня ему противостоит не только 5-ая (прямые либеральные оппозиционеры), но и 6-ая колонна (внешне лояльные системные либералы).

Активность либералов vs. пассивность патриотов

Современный политический режим России (режим Путина) — это вынужденный компромисс, т.к. у каждого полюса имеются свои плюсы и минусы.

Системные либералы имеют идеологию. Они активны и предприимчивы, но склонны служить двум хозяевам: кремлевским башням и Вашингтонскому обкому. Они способствуют модернизации, но прямо или косвенно содействуют более глубокому затягиванию России в глобалисткие сети.

У патриотов-государственников нет никакой особой отдельной идеологии. Они лояльны государству и Путину лично.

«Патриоты — поясняет Дугин — безвредны, но пассивны. Так как у них нет никакой идеи, кроме служения государству, то они не оживляются внутренним горением. А если у них есть нравственные слабости, то они легко становятся жертвой неумной коррупции».

По Дугину, либерализм в любых его проявлениях — это гибель «русского мира».

К аналогичному результату, но только с иной скоростью, ведет путинский компромисс. Поэтому зона спасения, зона чистого суверенитета и чистого патриотизма располагается правее Путина и существенно.

«Это зона полноценного представления Русской Идеи, утверждение России как Империи, как самобытной цивилизации русских славянофилов и евразийцев».

О том, что Россия является отдельной цивилизацией, автор настоящей статьи пишет на протяжении десяти лет. Но это не главный его вывод. Главный же заключается в том, что историческое время российской цивилизации в условиях глобализации заканчивается.

Дугин прямо об этом не пишет, но глубину проблемы прекрасно понимает. Подобно капиталистам 80-х годов прошлого века, «оттягивающих свой конец», профессор предлагает продлить существование Империи и «утверждение русской самобытности в полной и решительной оппозиции с путями Запада, особенно в эпоху Нового времени».

Для реализации курса на окукливание западные санкции являются не угрозой, а спасением. Вопрос об экономических последствиях при этом не ставится. Самобытность — это святое. Она выступает в роли гаранта принципа несменяемости власти.

Об этом необходимо помнить не только противникам, но и сторонникам Союзного государства. Оппозиция блины-драники общности политической судьбы не отменяет.