Что зависит сегодня от общественного мнения? Решительно ни-че-го! Социология в тихом беларусском омуте

И не только я. Он волнует политиков, аналитиков, журналистов. Но вот только… можно ли сегодня в принципе найти на него вразумительный ответ?

 

Цена вопроса

Как ни странно, социология в Беларуси пока еще существует – в лице иностранного, разумеется, проекта Chatham House. Инициатива регулярно проводит интернет-опросы, дабы определить динамику отношения общества к ключевым событиям – будь то размещение ядерного оружия или война в Украине. Полученные данные активно обсуждают аналитики, на их основании делаются выводы.

Ни в коем случае не ставлю под сомнение квалификацию специалистов. Однако в моем понимании любой социологический опрос возможен лишь при одном условии – респонденты должны понимать, что им за это ничего не будет.

Не так давно один знакомый журналист независимого СМИ (по какому-то упущению, пока не экстремистского) искал для интервью героя из арт-сообщества, который согласился бы поделиться своим мнением о той жути, которая сейчас происходит с черными списками. Поиски были тщетными. Публично высказываться на сколь бы то ни было острые темы наотрез отказались не только оставшиеся, но и уехавшие.

И не потому, что они трусы или беспринципные. А просто потому что у них на родине остались дела, недвижимость, близкие…

NB: журналист обращался к тем людям, с которыми лично знаком и которые понимают, что им пишет не бот! Представляю реакцию среднестатистического беларуса, когда на него выходят неизвестные ему социологи и задают те вопросы, неправильный ответ на которые может запросто стоить карьеры, а то и свободы!

Цена принципиальной позиции сегодня непомерно велика. И стоит ли удивляться, что лишь очень немногие готовы ее платить?

Привычка стучать

Я не социолог, методикой замеров не владею. Поэтому индикатором vox populi для меня всегда были таксисты. И когда приезжал в Беларусь в последний раз, мы так бурно с ними дискутировали, что они едва успевали на следующие вызовы.

Спросил у знакомой из Минска: а о чем говорят таксисты сейчас? Та ответила: о чем угодно, но только не о политике. А если ты сам эту тему затронешь, они сочтут за лучшее промолчать. Оно и понятно: стукачей вокруг хватает.

Главная опасность – что к сложившейся ситуации люди привыкнут, и она начнет казаться нормальной. И процессы, уже запущенные в общественном пространстве, пустят метастазы глубоко в душах.

На эту тему вспомнился такой пример из недавнего… уже не совсем прошлого. Однажды мальчик Ваня баловался на уроке с циркулем. Случилось непоправимое: его острие выбило глаз. Не самому мальчику (это было бы еще полбеды), а отцу народов товарищу Сталину, чей портрет в те счастливые годы украшал тетрадку каждого советского школьника.

Что сделал тогда однокашник Вани – обычный пацан, который жил, видимо, в той же деревне? Разумеется, сразу настучал учителю. Что сделал учитель? Отвел пацана к директору. К счастью, директор дальше никуда его не повел, и только благодаря этому Ваня стал народным писателем Иваном Шамякиным.

Стоит ли удивляться, что классика часто обвиняли в трусости и сервильности? А он ведь был просто типичным представителем своего поколения.

Как, впрочем, и его сосед по парте. Он с младых ногтей знал: если ты не настучишь, могут настучать на тебя.

И вот, эта извращенная круговая порука возвращается. Скажем, для того, чтобы устроиться на любую государственную работу, необходимо получить характеристику с прежнего места, где обязательно должно быть отражено «отношение работника к конституционному строю и наличие антигосударственных проявлений».

То есть, если ты не донесешь на своего бывшего сотрудника, перекрыв ему кислород, то потом пеняй на себя: сам голову сложишь.

Велика ли вероятность того, что скоро вот это вот все впитается глубоко под кожу? Это зависит от нескольких факторов, как объективных (насколько оно затянется?), так и субъективных.

Добавляет оптимизма в этой ситуации лишь одно. Вскоре после того, как вождь отправился к праотцам, привычка стучать на соседей постепенно исчезла. Зато расцвели буйным цветом анекдоты и частушки. Отсюда вывод: все-таки, внешний фактор не смог кардинально изменить человеческую сущность…

Злость имеет пределы

Впрочем, вполне обоснованный страх – это лишь одна из причин не говорить про политику. Вторая не менее очевидна. Все слишком грустно, чтобы это обсуждать.

Да и что обсуждать, собственно? Новые посадки, новые перлы пропагандистов или самого «этого», новые разоблачения «прикорытников»? Ну так уже столько всего этого было…  Даже боль, злость и возмущение имеют свои пределы.

И уж совсем неинтересно обсуждать внутриоппозиционные дрязги. Без сожаления следует констатировать: тема эта постепенно маргинализируется, уходя за пределы поля внимания даже «профильных» СМИ.

Возможно, всплеск живого интереса к происходящему (по крайней мере, у части аудитории) вызвали бы проекты обустройства «новой жизни». Скажем, реформы образования или медицины. Они смогли бы пробудить вполне конструктивную – и, хочется верить, полезную в будущем – дискуссию.

 Но вот как раз таких поводов для разговора почему-то не появляется. Хотя в условиях нынешнего штиля самое время заняться подобным проектированием. Ведь любая здоровая активность – это еще и способ побороть уныние и апатию.

Ну и в конце концов… Куда сегодня можно эту свою принципиальную позицию деть? Как трансформировать ее в конкретный политический жест, имеющий хоть минимальный КПД?  В сложившейся ситуации ответ очевиден: никак.

 Вот и неудивительно, что люди замыкаются в своей жизни. В дачах, машинах, работе, хобби. В тех сферах, где можно достичь ожидаемый результат, если приложить для этого достаточно усилий. А значит и принести столь необходимую нашей психике радость свершения.

Именно так поступали и наши предки, которым выпало жить в беспросветные в политическом плане времена – будь то Брежнева или Александра ІІІ. Тогда (как и сейчас) из общественного поля все бежали в приятные частности. Уходили в горы, например, пели у костра под гитару… Или в науку, или в семью. Ну или на стакан садились, чего греха таить.

Но стерильные времена рано или поздно заканчивались, в раме окна возможностей появлялись щели. И тогда откуда ни возьмись политическое либидо возникало у людей снова. Вдруг выяснялось, что периоды вынужденного воздержания только его усиливали.

* * *

Что же водится в этом тихом омуте под названием Республика Беларусь? Какие мысли роятся за непроницаемыми лицами в метро? Боюсь, на сей счет пока можно лишь строить предположения.

Впрочем, кое-что можно утверждать совершенно определенно: каким бы ни было сегодня общественное мнение беларусов, от него на данный момент решительно ничего не зависит. Осмеюсь предположить, что большинство граждан это прекрасно понимает. И живет исходя из сложившейся ситуации.