Привычка плевать в колодец. В чем ценность «обычных домиков»

Изменит ли новый статус модернистской архитектуры Каунаса и центра Кулдиги отношение общества и властей к средовой застройке? Вполне возможно, что да. Но, боюсь, не у нас.

Мягкая сила UNESCO

Туроператоры расхваливают объекты UNESCO со щенячьим восторгом, простые граждане уважительно повторяют их слоганы. Флегматичные специалисты в сфере охраны наследия относятся к этой теме иначе. Они стремятся использовать хайп (или даже его порождают) для популяризации не только самих объектов, но и взглядов на то, чем же является наследие в принципе.

То есть, пытаются сместить акценты в глобальном плане. А заодно и мягкой силой давят на тех, от кого зависит сохранение этого самого наследия – муниципальные и все прочие власти.

 К примеру, если нормальный обыватель подразумевает под памятником наследия некое древнее и, главное, красивое строение, то нынче в тренде понятие «культурный ландшафт». Это уникальное для каждого места сплетение самых разных факторов: природных и антропогенных, материальных и ментальных. Именно такой ландшафт – а не просто совокупность построек – стал памятником UNESCOв обоих упомянутых случаях.

Кулдига – это милейший городок латвийской Курземе, чья провинциальность только делает ему честь. Там не обнаружишь шедевров архитектуры, не увидишь мемориальных досок со знакомыми фамилиями на каждом доме, но всеми фибрами души чувствуешь здешний genius loci.

В комплексе модернистских зданий Каунаса, которые до сих пор задают тон эклектичной архитектуре прежней литовской столицы, смысловой центр есть – это великолепный костел Вознесения Христа, способный вмиг перевернуть представление многих о католических храмах. Но стоит отойти от него на сотню-другую метров – и ты попадаешь во двор обычного жилого дома (не особо, надо сказать, опрятный), который был построен в ту же эпоху, не очень еще давнюю. Теперь он тоже – памятник UNESCO.

Как выветривался дух местечка

Проблема средовой застройки в том, что каждый ее экземпляр особой ценности как бы не представляет. Ну, есть домик в каком-нибудь Тракторогороде, которому в лучшем случае лет семьдесят. Вполне на вид привычный, только обветшать успел. Ни одному «общепринятому» критерию – древность, уникальность, красота – он не соответствует. Исторических событий там тоже не происходило, пусть уж эти надоедливые активисты не натягивают сову на глобус.

Ну так почему бы не заменить развалюху на что-нибудь финансово привлекательное? Неужели город от этого заметно пострадает?

Как мне кажется, проблему можно осознать только в исторической перспективе. Приезжаешь, бывало, еще лет тридцать-сорок назад в Дятлово или Ивье – и впитываешь бесподобный дух традиционного беларусского местечка, который непосилен был испортить никакой совок. Или просто у него ресурсов и пассионарности не хватало.

Но рано или поздно в такие места приходили «Дожинки» или что-то вроде, и пошарпанные еврейские домики либо приобретали наркотически яркую окраску, либо вообще сносились. На их месте обычно появлялось какое-нибудь коммерческое уродство либо административный китч. Местечковый дух постепенно выветривался.

Красноречивый пример – Новогрудок. Помню этот город в прекрасном запустении, вполне передающем дух старины. Увы, осталось его совсем немного. Это потому, что хотя основным памятникам какое-то внимание уделяется, подпитывающая их среда становится все более пластмассовой.

Этот порой неприметный процесс наглядно иллюстрируют два фото.

Вот одно и то же здание на площади – местный дом культуры до и после ремонта.

На первом мы видим неброскую, но создающую атмосферу “старасвецкую камянічку”…

А на втором – безликий и лишенный гармонии образчик агрогламура.

Что примечательно, за этот ужас ответственны именно те, кто по долгу службы должен спадчыну охранять. Они даже ставят такое перевоплощение себе в заслугу, обозвав его на своем сайте «капитальным ремонтом с частичной модернизацией и элементами реставрации фасада». Модернизация, видимо, заключалась в избавлении фасада от оригинальной лепнины и прочих архитектурных излишеств.

Может, одна такая камяница на восприятие города и не сильно влияет. Не ахти какой памятник. Но это как привычка плевать в колодец. Когда процесс подмены становится повсеместным (что неизбежно при царящей ныне градостроительной политике), все наши города в итоге могут превратиться в один большой памятник эпохи агрогламура. Боюсь, никто его ни в какие списки ценностей никогда не включит.

Расходный материал городов

Создатель авторитетного ТГ-канала «Спадчына» утверждает, что «найбольш масавыя непапраўныя страты мы цярпім у шараговай забудове як у гарадах, так і колішніх мястэчках», называя ее одной из самых уязвимых категорий наследия. В качестве причин он совершенно точно выделяет как уже упомянутые выше «завышаныя (відаць, разбэшчаныя даступнасцю заходніх краін) чаканні ад гістарычнай забудовы», так и утилитаризм нынешних градостороительных процессов, где тема наследия (а от себя добавим – еще и эстетики) всем глубоко по боку.

Ради справедливости, стоит отметить, что проблема характерна не только для нас – она имеет глобальный характер. Скажем, в близком от Кулдиги Вентспилсе колоритный рыбачий райончик Остгалс заметно растерял за последние десять лет свой колорит из-за современных ремонтов.

Разница, пожалуй, лишь в том, что в той же Латвии решения этой проблемы уже ищут. Номинация UNESCO – красноречивый тому пример. Ведь теперь в этой Кулдиге уж точно придется все сохранять. Статус – не только престиж, но и куча обязательств.

Именно поэтому минские чиновники, как я слышал, безо всякого энтузиазма отнеслись к идее включения проспекта в тот самый список – хотя шансы у него, как утверждали эксперты, готовившие большую международную номинацию, были приличные.

С другой стороны, возражения ответственных практиков также стоит принять во внимание. Помню, общаясь приватно (уже решив все дела по работе) с главным архитектором одного из областных центров, я несмело подал голос в поддержку местных активистов, которые как раз боролись за сохранение очередного еврейского домика, не включенного в список наследия. В ответ он сел на коня (вернее, в служебную машину), отвез меня к тому домику и стал объяснять, что из него буквально сыпется труха, посему долго он все равно не простоит.

И действительно, рядовая застройка зачастую строилась вовсе не на века. В отличие от храмов и прочих архитектурных доминант, это, если можно так выразиться, расходный материал городов. Вот поэтому найти домик, который бы честно датировался раньше, чем конец XIX века, в наших краях не так и легко.

Отсюда вопрос: стоит ли применять в данном случае тот ригористический подход, который практикуется у нас (разумеется, де-юре) по отношению к памятнику наследия? Либо же можно просто заменить такой трухлявый домик на его адекватную реплику (как, в итоге, и происходит, но втихаря)? Сохраняя в первую очередь не материал, а сам образ или, в некоторых случаях, традиционные технологии.

Ответ на этот вопрос теоретики и практики дадут предсказуемо разный. Но, в общем, пока и задавать его рано. Ведь и желания сохранять образ у тех, кто может его воплотить, особо не наблюдается.

В поисках новых смыслов

Без сомнения, охранять отдельно взятый шедевр намного сподручней. Есть методология, более-менее понятно, что нужно делать. Куда сложнее поддерживать живую ткань городской застройки. Причем, опять же, довольно заурядной для своего времени.

Превратить целые кварталы в музей попросту невозможно.  Значит, ничего не остается, как адаптировать старые дома к современным нуждам.  Какие выходы мне видятся в идеале?

Во-первых, это принципиальная и заинтересованная позиция властей. Здесь объяснения даже излишни.

Во-вторых, адекватная работа местных архитектурных служб. Ведь любой честный специалист по градостроительству в своей практике непременно будет учитывать локальный исторический бэкграунд – который он до этого, конечно, тщательнейшим образом изучит.

Вот есть, скажем, историческая улица, еще не до конца утратившая свой колорит. Можно разработать для нее определенные регламенты, не сильно обременительные для собственников: высотность, цвет, материалы… А потом уже по мере возможностей приводить в соответствие с ними и то, что «вырви глаз».

В-третьих, это, конечно же, позиция локальных сообществ и отдельно взятых активистов. Во многом их роль – в (пере)формулировании смыслов, как это уже произошло и с виленским Ужуписом, и с рижской Калнциема и даже, в определенной мере, с минской Осмоловкой.

Лиши упомянутые объекты новых смыслов – и они лишатся львиной доли своей привлекательности. А значит, снова станут обычными старыми домиками, имеющими очень призрачные шансы на будущее.